оказался в лагере восставших. Тем не менее ему суждено было стать знаменем повстанческого движения. Наступил особый этап гражданской войны, имевший свои характерные черты.

К исходу весны 1607 г. Шуйский добился значительных успехов в борьбе с повстанцами. Отряды восставших отступили от стен Нижнего Новгорода, покинули Коломну и Каширу, Серпухов и Алексин на подступах к Москве. Власть царя Василия признали Муром, Арзамас, Алатырь, Свияжск. Но пока повстанцы удерживали Тулу и Калугу, угроза нового наступления на Москву сохранялась. В руках восставших находились тульские «пригороды» Крапивна, Дедилов и Епифань, рязанские городки Михайлов, Пронск, Ряжск, Сапожок, на юге — степные крепости Ливны, Елец, Валуйки, Царев-Борисов, на западе — Рославль, на юго-западе — Орел, Курск, города Северской земли. В Нижнем Поволжье цитаделью восстания оставалась Астрахань.

Появление Лжедмитрия II в Стародубе привело к возникновению нового центра повстанческого движения, отличного от тульского.

Ситуация, сложившаяся в Стародубе, была весьма своеобразной. Во-первых, редкие представители знати, вовлеченные в восстание против Шуйского, перебрались из Северской земли к «царевичу Петру» и Болотникову в Тулу. Среди советников Лжедмитрия II не было ни русских бояр, ни польских магнатов. Едва ли не главным руководителем стародубского лагеря стал казачий атаман Иван Заруцкий, будущий тушинский «боярин» и глава Казачьего приказа.

Во-вторых, Лжедмитрий II оказался в повстанческом лагере, когда дворяне стали покидать этот лагерь. Избиения казаков и холопов после поражения Болотникова под Москвой и казни дворян в Путивле и Туле обозначили важную веху в истории гражданской войны. Феодальные землевладельцы неизбежно должны были порвать с движением, которое приобрело ярко выраженный социальный характер.

Новый этап движения характеризовался сменой вождей. Выходец из неимущих слоев Лжедмитрий II оказался весьма типичной для того времени фигурой. Примерно в течение года-двух в разных концах страны появился десяток других самозванцев. В астраханском крае продолжали действовать «царевичи» Иван Август и Лавер (Лаврентий), на казачьих окраинах и в степных уездах объявились «царевичи» Осиновик, Петр, Федор, Клементий, Савелий, Симеон, Брошка, Гаврилка, Мартинка.{555} Уничижительные имена (Брошка, Гаврилка и др.) указывали на то, что казацкие предводители, действовавшие на юге, не скрывали своего холопского и мужицкого происхождения.

Социальный облик многочисленных «детей» и «внуков» царя Ивана IV, появившихся на южных окраинах, всего точнее охарактеризовал автор «Нового летописца». Придворный летописец первых Романовых в сердцах писал: «Како же у тех окаянных злодеев уста отверщашеся и язык проглагола: неведомо откуда взявся, а называхуся таким праведным коренем (царским родом. — Р. С.) — иной боярской человек, а иной — мужик пашенной».{556}

Весть об исходе из-за рубежа «Дмитрия» вызвала на Северщине небывалый энтузиазм. Но «царику», а вернее, Заруцкому и Меховецкому, действовавшим от его имени, понадобилось не менее двух-трех месяцев, чтобы сформировать новую повстанческую армию.

Чернигово-Северская земля подверглась опустошению уже в начале гражданской войны в 1604–1605 гг. В последующий период тут проводились многократные сборы воинских сил. Сначала северские города посылали ратников под Елец и Кромы, затем под Москву. Оставшиеся силы были уведены «царевичем Петром» и Шаховским в Тулу. Новая мобилизация могла дать лишь небольшое число воинских людей.

Пашков и Болотников смогли быстро собрать войска, потому что их призыв был поддержан мелкопоместным дворянством Северской Украины и юга, выступившим против боярского царя в Москве. Ко времени воцарения Лжедмитрия II в Стародубе ситуация резко изменилась.

В июне — июле 1607 г. польский посол в Москве Олесницкий собрал важные сведения о состоянии повстанческого движения. Задавшись вопросом, кто возглавляет столь значительное и длительное восстание в Русском государстве, посол в донесении королю предложил несколько вариантов решения. Первый вариант сводился к тому, что во главе восстания «должны быть сами жители Северщины, которые будучи недовольны Шуйским сражаются с ним из-за того, что он изменнически и без вины дал убить Дмитрия», но это недостоверно, так как «при Шуйском много думных бояр и дворян из Северской земли».{557}

Русские источники подтверждают свидетельство польского посла. Один из летописцев, описав военные действия на Северской Украине и Брянщине, отмечает: «Воины же благороднии от тех стран и градов (северских. — Р. С.) мало больши тысячи, но не согласяшеся, един по единому, соблюдошася от смерти, прибегнуши к Москве, токмо телеса и души свои принесоша, оскорб-ляющеся гладом и наготою, оставиша матери своей и жены в домех и в селех своих. Раби же их… озлонравишася зверообразием, насилующе, господеи своих побиваша, и пояша в жены себе господей своих — жены и тщери».{558}

По-видимому, летописец довольно точно описал ситуацию, сложившуюся в уездах, занятых повстанческими отрядами Лжедмитрия II. Восставшие низы самочинно расправлялись с изменниками-помещиками. Последние же в страхе перед рабами покидали свои владения на Северщине й Брянщине и поодиночке тайно пробирались к царю Василию в Москву.

Руководители повстанческого движения в Стародубе принуждены были прибегнуть к чрезвычайным мерам, чтобы сломить сопротивление северских дворян и принудить их к службе в армии Лжедмитрия II. Буссов описал эти меры весьма точно: «Димитрий приказал объявить повсюду, где были владения князей и бояр, перешедших к Шуйскому, чтобы холопы перешли к нему, присягнули и получили от него поместья своих господ, а если там остались господские дочки, то пусть холопы возьмут их себе в жены и служат ему. Вот так-то многие нищие холопы стали дворянами, и к тому же богатыми и могущественными, тогда как их господам в Москве пришлось голодать».{559}

Чтобы уяснить смысл прокламаций стародубского «вора», надо уточнить, кому они были адресованы и какую цель преследовали. Самозванец пытался припугнуть помещиков и одновременно привлечь в повстанческую армию помещичьих людей. Воинскую службу могли нести прежде всего боевые холопы, имевшие необходимые навыки и вооружение. По-видимому, к ним в первую очередь и адресовался Лжедмитрий II. Руководители повстанцев, таким образом, пытались использовать социальную неоднородность дворянского ополчения, противопоставить дворянам их вооруженную свиту и тем самым усугубить развал в поместном ополчении.

Такая мера, как передача верным холопам поместий дворян-изменников, сама по себе не была новой. Писатели Смутного времени утверждали, что Борис Годунов жаловал поместьями холопов, которые подавали ему доносы на опальных бояр.{560} Выступая поборником дворянских привилегий, Лжедмитрий I приказал отставлять от службы детей боярских, «которых Борис Годунов жаловал холопей боярских за довод поместьи».

На основании архивных материалов В. И. Корецкий доказал, что прокламации Лжедмитрия II претворялись в жизнь и поместья, отобранные у изменных дворян, получали как холопы, так и помещичьи крепостные крестьяне.{561} И для тех, и для других условием пожалования земли была успешная служба в повстанческой армии.

Политика руководителей повстанческих сил в Стародубе резко контрастировала с продворянской политикой Лжедмитрия I. Антидворянский характер воззваний Лжедмитрия II подчеркивало то,