— Я напишу письмо святейшему отцу нашему Иерарху Агриэлу, он следует канону Путеводной Звезды и Благих вод. В этом каноне, во имя Господа и всех светлых сил Прибережья, меня и коронуют. Я решила.

— Это нам любви Иерарха Святой Земли не добавит, — рискнул возразить Элия.

— Да, — сказала Виллемина. — Но любовь Прибережья мне важнее, чем любовь Святой Земли, которой мне, еретичке, всё равно не видать. Я благодарна вам всем, дорогие друзья, вы помогли мне решить правильно.

Элия явно не думал, что правильно, но Броук и Раш улыбались и переглядывались. Они были совершенно согласны со своей государыней, видно без подзорной трубы.

— Следовательно, — продолжала Виллемина, — я приму Преосвященного как частное лицо, просто гостя. И ты, дорогая Карла, будешь со мной. Если нас незаслуженно считают адептами тёмных сил — возможно, заслужить это звание было бы самым верным решением.

— Рискованно, — сказал Раш.

— А в какие дни полагается пускать в море фонарики, прекрасный мессир? — спросила Вильма самым невинным тоном. — Мне так хотелось бы посмотреть! Ах, весной… ну что ж. Подождём до весны.

И больше уже никто не возразил.

* * *

Преосвященный наставник оказался нестарым ещё типом. В балахоне из драгоценного пурпурного бархата, Око Господне — громадный сияющий бриллиант, размером с настоящий человеческий глаз, в оправе из белого золота, тоже засыпанного бриллиантами. И на руках куча сияющих перстней: во имя Сердца Мира — рубин, во имя Святой Розы — топаз, во имя Отца Небесного — сапфир, синий, как вечернее небо. В общем, нехило он был экипирован.

Монашеское рубище у него стоило как небольшой, я думаю, приморский город.

А физиономию он имел, как у ушлого лоха. Такую кроткую, гладкую, сытую, чистенькую рожицу, бровки домиком — и какая-то за ней ощущалась неприятная изнанка. С такой рожей хорошо уговаривать прихожанок, что со святым наставником — Господь простит.

Свита у него была — два юных ангелочка-писца, в белых балахончиках и светлых локонах, а кроме того несколько братцев с совершенно не монашеской выправкой. Но охрана, конечно, с ним по покоям Виллемины не рассекала, охрана была для дороги, наверное.

И я подумала, что Преосвященный не слишком крепок в вере, — ну или не думает, что Господу так уж нужна его земная жизнь.

А гостиная, где Виллемина его принимала, была девчоночья-девчоночья. Голубенькая и розовенькая: от такого сочетания цветов у любого сурового мужчины глаза начинают слезиться. Стены в голубом шёлке, вышитом морскими дракончиками, зеркало поддерживают две фарфоровых русалочки с дельфиньими хвостиками, шторки розовенькие с голубыми фестончиками… Девчоночья гостиная — и вся сплошь в языческих символах, если этих русалочек, дельфинчиков, дракончиков и прочие фарфоровые штучки принимать всерьёз.

А Вильма в белом платьице казалась не белой королевой в трауре, а девочкой, которая и выезжать-то ещё не начала. Такая чистенькая, простенькая… Разве что в этот раз фасон её платьица слегка подчёркивал, что «беременна» она уже на шестом месяце — и особенно не затягивает живот.

Меня Те Самые толкали во все места надеть глухой траур. Мне казалось, что будет очень забавно. Но Виллемина хихикала, просила меня пощадить Преосвященного — и в итоге уговорила на серое платье с чёрным крепом. А Тяпа всегда была с нами, Тяпа даже не обсуждалась.

И Преосвященный уже на пороге этой гостиной-игрушечки запнулся. Вымученно улыбнулся, но всё равно у него был такой вид, будто его пригласили прямо в логово Тех. И на его лице просто борьба отразилась — двух мыслей: намёк или не намёк?

Дурочка Виллемина или стерва?

А она встала, легонько поклонилась, улыбнулась ему навстречу, как солнышко:

— Здравствуйте, Преосвященный наставник Дэгель! Как я рада вас видеть! Хорошо ли вы доехали? Молока, вина, кавойе?

Преосвященный и расслабился: дурочка. Вошёл, и писцы просочились следом.

Но тут увидел меня, а Тяпка лежала рядом со мной на диване, свернувшись колечком. Подняла голову посмотреть — и тихонько зарычала. Совсем тихонько, шёпотом.

Вильма улыбнулась:

— Тихо, Тяпочка! Гости!

Тяпка замолчала, но не расслабилась и слезла с дивана для верности. А Преосвященный изменился в лице, ему уже хотелось просто удрать, он смотреть не мог на меня и мою собаку.

Еле выжал из себя:

— Здравствуйте, леди Виллемина.

Вильма прощебетала:

— Преосвященный наставник, пожалуйста, присядьте. Мы все будем рады вас выслушать. Здоров ли его святейшество Иерарх?

В руки он себя всё-таки взял. И сел. Пытался смотреть на Виллемину, но сворачивало голову на меня.

— Это моя подруга, — сказала Вильма. — Карла из дома Полуночного Костра, леди-адъютант. Она очень поддерживает меня в горе.

Преосвященный сообразил, что соболезновать же надо, — и выдавил из себя:

— Вся Святая Земля сочувствует вам, леди Виллемина, а Иерарх и причт каждое полнолуние служат поминальную по душам вашей семьи, безвременно покинувшим сей мир.

— Я очень благодарна вам, — сказала Виллемина. — Прекраснейший государь Гелхард — тяжёлое горе и огромная потеря, потомки запомнят его как доброго отца народа…

— Смерть вашего супруга, очевидно, легла на ваши плечи непосильным бременем? — сочувственно прогнусил Преосвященный, пытаясь не перекашивать морду уж очень заметно.

Виллемина вздохнула:

— Да, он слишком рано покинул юдоль, но его душа давно была смятенна и больна — и я всем сердцем надеюсь, что она получила исцеление и покой на лоне Господнем.

— Весь просвещённый мир под Оком Господним возлагал на него огромные надежды, — назидательно выдал Преосвященный.

Вильма промокнула глазки сухим белоснежным платочком:

— Мы все скорбим: разбитые надежды всегда вызывают душевную боль. Но, Преосвященный наставник, я надеялась, что вы привезли слово наставления и утешения?

— Мы все молимся за здравие ожидаемого всеми нами младенца, — голос Преосвященного окреп. — Иерарх Святого Ордена шлёт ему своё заочное благословение. Он поручил мне заверить вас, что младенец будет коронован Иерархом лично по достижении девяти дней от роду. Это избавит вас от обязанностей, противных вашей природе.

Виллемина понимающе улыбнулась:

— Я знаю, отец Преосвященный: на троне Святой Земли однажды сидели двое, помазанных и коронованных по всем правилам — по благословению и соизволению самого Вседержителя. Но вы забываете, что Прибережье — не Святая Земля. Никто из причта храма Путеводной Звезды и Благих Вод не говорил о знамениях, предвещавших двоих на троне.

— Иерарх Святой Земли не готов короновать вас, дитя моё, — резанул Преосвященный сплеча. — Коронованные не вышивают, это древний принцип, освящённый Всевышним.

Виллемина улыбнулась