— Может, мне кто-то объяснит, что здесь происходит? — тихо спрашиваю я.

Они переглядываются, а потом Пашка говорит:

— А мы думали, это ты нам объяснишь!

— Ты не представишь мне свою знакомую, Паша? — ужасно глупый вопрос, но от ответа на него зависит степень моей дальнейшей откровенности.

Теперь Лагунов смотрит на меня с растерянностью.

— Это — Анна Николаевна Данилова. А ты, Ань? Где ты была всё это время?

Он ничего не говорит ни про графиню, ни про девятнадцатый век. Словно тоже еще не решил, стоит ли мне доверять. Но мне уже достаточно его ответа, и я выдыхаю:

— Раз уж вы оказались у меня дома, то, может быть, напоите меня чаем?

Мы идем на кухню, садимся за стол. Данилова ловко и красиво расставляет чашки, достает из шкафа вазочку с печеньем и конфетами, а из холодильника — масло и сыр, нарезает хлеб.

— Паша, кто такая Анна Николаевна, — я смотрю ему прямо в глаза.

Рука Даниловой, держащая чайник, вздрагивает, и несколько капель падают на скатерть. А Лагунов, наконец, понимает, что я от него хочу.

— Ань, да ты, надеюсь, и сама должна знать, — но мой взгляд требует ответа, и Пашка бурчит: — Да, вроде как, графиня. Слушай, давай уже без этих экивоков! Сама ты еще ни на один вопрос не ответила.

Упрёк справедлив и я, сделав глоток из чашки, киваю:

— Я вам всё расскажу. Только сначала — вы.

— Давайте я начну, — медленно, напевно говорит Данилова. — Кто я такая вы, Аня, наверняка и сами знаете. Простите, что заняла ваше место. Так получилось. У меня не было выбора. Я просто оказалась тут. А Паша…, — тут голос ее срывается, — Паша мне очень помог.

Лагунов, не стесняясь меня, берет ее дрожащую руку в свою, и девушка отвечает ему благодарным взглядом. Кажется, если я доверю рассказ им двоим, то он займет всю ночь, и потому я решаю немного их подтолкнуть.

— Вы ехали с графом из Москвы в Даниловку. Был поздний вечер, зима. На вашу карету напали.

В ее глазах появляется ужас.

— Да! Всё было именно так. Графа убили прямо у кареты. А я пыталась убежать. Но снег был глубокий, и я скоро выбилась из сил. Меня догоняли — я слышала чье-то дыхание за спиной. А потом… Потом я оказалась здесь — в той самой комнате, где сейчас появились вы.

— Рядом с маркизом Паулуччи, — подсказываю я.

Кулак Лагунова резко опускается на стол.

— Я должен был задушить его собственными руками!

В его голосе — ненависть, которую мы с Нюрой вполне можем понять. Но я теперь, когда маркиза уже нет, кажется, могу говорить о нём почти спокойно.

— Что он от вас хотел, Анна Николаевна?

Ее лицо искажается судорогой.

— Он хотел, чтобы я стала его женой.

53. Рассказ Анны Николаевны

Я почти представляю себе эту сцену: темный маг и его жертва — напуганная, ничего не понимающая и оттого кажущаяся легкой добычей.

— Он хотел этого еще там, в девятнадцатом веке. Но я слишком хорошо понимала, какой он страшный человек! Он был замешан в пропаже моей подруги, и я знала, что должна держаться от него подальше. Но здесь это было невозможно! Он сказал, что переместил меня на сто шестьдесят лет вперед. Сначала я не поверила ему. Но он показал мне то, что меня убедило — телевизор, телефон, электрический чайник. Тогда я еще не знала, как это всё называется, но была сражена. Впрочем, сперва я еще цеплялась за соломинку — ведь он был магом, а значит, мог показывать такие фокусы. Но потом он вывел меня на улицу — там всё было другим! И на мне была не моя одежда! — она будто снова переживала всё это, и Павел опять сжал ее руку своей. — Он сказал, что поменял нас местами — меня и вас. И что если кто-то узнает, что я — не настоящая Анна Александровна, то я окажусь в тюрьме. Он предложил мне уехать вместе с ним. Сказал, что сделает мне фальшивые документы и ото всех защитит. Но он не смог бы защитить меня от себя самого!

— Вы — молодец! — говорю я — и это искренне. — Вы сумели ему противостоять!

Я еще не знаю, что у них случилось, но я вижу, что она — справилась, она смогла. И справилась не только с Паулуччи, но и с тем, что ее теперь окружает. В ней уже нет ничего от барышни девятнадцатого века. Стильная прическа, смуглая от загара кожа, красивый маникюр на руках.

— Это получилось не сразу. И без Паши я бы не справилась. Когда мы вернулись в дом, маркиз стал расстегивать мое платье. Я вырвалась и закричала. А Павел…

— А я тогда как раз поднимался на крыльцо, — хмуро продолжил Лагунов. — Шел извиниться за то, что не помог тебе на собрании. Хотел хоть как-то поддержать. А тут это — его сиятельство! Ну, я и врезал ему по морде. А потом уже только разобрал, что кричала не ты, а Анна Николаевна.

— Он меня сначала за умалишенную принял, — теперь Данилова уже улыбается. — Да и любой бы принял. Разве можно поверить в такой рассказ?

— Ага! — уголки Пашкиных губ тоже устремляются вверх. — Ты тогда плакала и всё спрашивала, какой сейчас год.

— И всё-таки ты поверил! — восхищаюсь я.

Сейчас это уже другой Лагунов — не такой, каким я его знала прежде. И эта перемена ему ужасно идет.

— А захотелось почему-то поверить, — словно сам себе удивляясь, говорит он. — Хотя я долго еще к Нюре присматривался. Но ее так пугало всё, что для нас было обычным, повседневным, что сыграть такое было невозможно.

— А Паулуччи? — напоминаю я. — Неужели он так просто отступил?

— Конечно, нет, — качает головой графиня. — Он вернулся на следующий же день — снова угрожал. Говорил, что заявит на меня в полицию или снова переместит во времени — только не домой, а куда-нибудь дальше. Но почему-то не переместил.

Сначала мне тоже кажется это странным. А потом я догадываюсь, почему он оказался на это не способен — вряд ли у него было два сапфировых колье. А отыскать новый достаточно крупный сапфир было непросто даже для настоящего мага. Представляю, как он жалел, что отдал мне это колье!

— А в полицию он Нюру сдать не мог, — добавляет Пашка. — Не хотел привлекать к себе внимание. Так и крутился рядом всё это время.

— А Паша