громкий взрыв хохота. За грузовиками следовали три машины спецназа. Зубровский постоял у обочины, ослепленный фарами, покачал головой и вернулся к автомобилю связи. Ему опять стало хуже, подкашивались ноги, не хватало воздуха.

— Наверно, вам лучше прилечь, — посоветовал Мурадов, пристально взглянув на него. — Вы такой бледный, что прямо светитесь.

Майор слабо кивнул.

— Ничего. Сейчас попью чайку, и все пройдет. Передайте мне кружку, — его руки дрожали, когда он запивал две таблетки.

— Ложитесь, — настаивал мулла, взглянув на Зубровского.

— Не раньше, чем мы ее поймаем.

— На это уйдет больше времени, чем вы рассчитываете. Малейшая неувязка где-нибудь на линии оцепления — и она проскользнет совершенно незамеченной.

По тому, как уходило головокружение, майор почувствовал — начали действовать таблетки. Его беспокоило то, что периоды головокружения повторялись все чаще. Что же до сердца, то оно, слава богу, пришло в норму и шло как хорошая лошадь на конкурсе. Что-то в недавних словах муллы беспокоило Зубровского, но он не мог сообразить, что.

Радист сильно вздрогнул и повернул к ним лицо.

— Что случилось? — спросил Зубровский.

— Тех шестерых, что шли к ней на помощь… Их встретили.

— Слава богу, — произнес майор. — Значит, осталась только она. Что заставляет ее держаться?

— Вы разрушили ее семью, и она стала мстить, — сказал мулла. — Чтобы перехитрить ее хотя бы один раз, нужно знать ее. Вам надо пережить все, что пережила она.

— Вы гражданин России, но вас послушать, так вы не очень-то любите русских.

— А кто их любит? — вопросом на вопрос ответил мулла. — Думайте все, что вам черт на душу положит, — мне безразлично. Я с самого начала не хотел в этом участвовать. Но я участвую, помогаю. Это не означает, что я должен снова и снова объяснять вам простейшие вещи, — он посмотрел на свою сигарету, глубоко затянулся и швырнул ее за борт грузовика. — Не понимаю, почему я ее зажег — бросил курить, когда стал священником.

46

Сидя на скамье, Зубровский смотрел, как сержант отмечает крестиком место на карте, где обнаружили шестерых, идущих из Грузии. Ему казалось, будто он смотрит на все это издалека: слишком много наглотался таблеток.

— Этих взяли, а ее нет, — сказал он. — Она хитрее. Она знает, что мы ждем ее вблизи перевала, так что вряд ли пойдет туда. Отсидится в горах… А когда решит, что это уже безопасно, попробует снова вернуться к ГЭС. Скорей всего, зайдет с другого конца плотины.

— Тогда все, — сказал Болховитинов. — Она в кольце. Вторая линия оцепления проходит между ней и плотиной, туда она не пробьется. Единственное открытое для нее направление — это к перевалу, но там ее ждет еще одна линия.

Зубровский в это время смотрел на карту. Теперь он повернулся:

— Нет, — сказал он каперангу. — Она почти наверняка в эту минуту огибает водохранилище. На карте все видно.

— Не понимаю. Как она сможет пройти через наши линии оцепления?

— Запросто, — сказал Зубровский. — Она делает пару выстрелов. Когда солдаты услышат их, одна группа отделится от линии, чтобы выяснить, в чем дело. А ей только этого и нужно… Скажите им, чтобы сжимали кольцо вокруг водохранилища, иначе она сможет пробиться.

Зубровский давно ждал от Болховитинова того, что последовало.

— Черт! Как же поступить? — помотал головой каперанг. — Все становится слишком сложным. А вдруг она рассуждает не так? Вдруг она не поверит, что в линии образуется просвет и останется на месте, между солдатами и перевалом. В таком случае, если приказать им спускаться к плотине, это испортит ловушку.

Зубровский поднял руку.

— Не собираюсь оспаривать ваши выводы, товарищ каперанг. Просто я думаю, что она в ее положении станет действовать решительно, а не будет бегать кругами, как спугнутый кролик.

В голосе каперанга открыто прозвучало сомнение.

— Это вряд ли…

— Но если это все же случится…

— Если это случится, то не тебе отвечать за все, а мне. Я должен рассмотреть это дело со всех сторон. Мы же сейчас рассуждаем только теоретически.

— Тогда позвольте мне взять на себя ответственность, Владимир Анатольевич, — сказал Зубровский, и ему показалось, будто на него обрушился грузовик, так сильно сжало сердце. Стараясь не поддаваться боли, он продолжал: — Я отвечу.

— Тебе плохо, Андрей? — спросил Болховитинов. — Приляг.

Зубровский жестом его отстранил. Вдруг радист сказал:

— Сообщение по компьютеру.

— Ложись, — настаивал Болховитинов.

— Оставьте меня в покое!

— Говорит двадцать седьмой, — внезапно донеслось из микрофона. — Что-то я не пойму. Собаки хотят вести нас вниз, а не в горы.

— У собак все в порядке, — проговорил Зубровский. — Но мы уже потеряли слишком много времени, пока вы раздумывали. Может быть, сейчас наконец повернете к плотине?

* * *

Глотая голодную слюну, Фатима скрючилась на плоском округлом камне, втянула голову. Она не знала, где находится. Темнота все скрывала. Судя по всему, была ночь, но она не понимала, почему тьма такая кромешная, почему не видно луны. Руками нащупала стены влажной скальной породы. Пещера, удивилась она. Неужели я добралась до нее? Она подошла к светлому пятну — выходу из пещеры.

В лицо ударил рой брызг. Снаружи была кристально-ясная ночь, яркие звезды, луна, внизу отчетливо различались очертания деревьев и слышался шум воды. Да, значит, точно ей удалось добраться сюда. Она не знала, как туда забралась, как долго пролежала здесь. Последнее, что она помнила — это как на рассвете выбиралась из того места, где лежала в кустах, потом шла по лесу, пила из ручья.

Далеко внизу виднелись огни, сотни ярких точек гасли и зажигались вновь, передвигаясь по дороге. Но огоньков было уж очень много. Постепенно их движение прекратилось, они остановились, образовав цепь примерно на расстоянии трех километров от нее. Она могла ошибиться в расстоянии, но теперь знала точно, что это по ее душу. Облава!

В воздухе раздался гул вертолета, и тотчас же темное небо пронзили прожекторы. Затем послышался гул вертолета справа, за ним еще, а потом еще несколько… Ветер донес лай собак, а вместе с ним отдаленное гудение тяжелой техники. Если вертолеты в воздухе, у них должны быть инфракрасные приборы ночного видения, подумала она. Надо быть сверхосторожной. Попыталась сосчитать огоньки от фонариков, но сбилась и лишь прикинула, сколько же это людей, если в каждом кузове может поместиться сорок — пятьдесят человек. Получалось много. Они согнали на ее поиски все, что смогли.

В ней снова поднялся гнев. Она потратила столько сил и времени на собственное спасение — и до сих пор не выполнила задуманного. Но зато теперь у нее есть гранаты. Вариант с подходом