Пресветлые представляли слишком большую опасность, и Марта ни под каким предлогом никому из ребят не разрешала и носа высунуть с лодки. Время от времени она поручала Уиллу или Честеру охранять люк, пока она, вооружившись тлеющими веточками огненного аниса, бегала к ближайшему роднику за пресной водой. А еще Марта каждый день на час открывала люк, чтобы проветрить подлодку, но непременно стояла рядом с арбалетом наготове. В остальное время люк держали наглухо закрытым и запертым.

Все молчали, озадаченно переглядываясь. Наконец Марта сказала:

— На крайний случай у нас есть кот.

— Мы не можем выпустить его охотиться: на него же нападут Пресветлые! — тут же воскликнул Уилл.

Честер слегка наклонился в его сторону.

— Уилл, по-моему, она не это имеет в виду.

— Единственная возможность продержаться тут еще неделю — это съесть кота, — подтвердила женщина.

— Съесть Бартлби? — нервно сглотнул Уилл, надеясь, что Марта все-таки не всерьез такое предлагает. — Да ни за что!

— Тогда у нас нет выбора. Нужно возвращаться в Волчьи Пещеры… или в хижину, — сказала Марта.

Уилл задумчиво потер подбородок.

— Что ж… мы можем положить Эллиот на носилки, как по пути сюда. Это не проблема. А когда придем в Волчьи Пещеры, там решим, что делать дальше. Тебя это устроит, Честер?

— Вполне, — согласился его друг. — Только давайте не затягивать, а то нам придется есть размокшие картонки. Раз идти, то идти поскорее.

Было решено выдвинуться к пещерам в ближайшие двадцать четыре часа.

Оставив Честера сидеть с Эллиот, Уилл отправился проверять рюкзаки. Много времени на это не потребовалось, и мальчик принялся бродить по подводной лодке без всякой цели. В конце концов он оказался в кормовой части, где располагалось самое большое помещение субмарины, отведенное под двигатели — два гигантских мотора в полированных стальных оболочках. Ходить в этом отсеке было негде: большая часть пола отсутствовала. Уилл догадался, что именно отсюда сын Марты забрал металлические решетки, из которых сделал ограду хижины.

Прямо перед двигателями находились две запечатанных двери со сложными замками, словно на банковских хранилищах. Мальчик обнаружил, что для замков требуются специальные ключи. Однако отпирать эти двери он все равно бы не рискнул: на них красовались большие знаки, предупреждающие о радиационной опасности.

На обратном пути Уилл прошел мимо Марты. Она крепко спала, но держала руку на арбалете, лежащем на матрасе рядом с ней.

Миновав каюту Эллиот, Уилл услышал шум и обернулся. За ним тихо шла Ребекка.

— Как дела? — спросил он, несколько удивленный ее появлением. Он не знал, что могло стигийке от него понадобиться.

— Все хорошо, — улыбнулась девочка.

Вместе с Ребеккой Уилл дошел до двери, ведущей в носовой отсек. Он посмотрел сквозь толстое стекло в двери на кучу искореженного металла. Похоже, нос принял на себя основной удар, когда подлодка упала в бездну.

— Наверняка там торпеды, — заметила Ребекка, встав на цыпочки и глядя через плечо Уилла. — Может, даже с ядерными боеголовками.

— Может быть, — ответил Уилл и протер стекло рукавом, чтобы лучше было видно. — Твои сородичи с радостью бы наложили на них лапы, это как раз по их части.

Стигийка рассмеялась, но глаза ее остались серьезными, как будто мальчик оскорбил ее.

— Нет, это не наш метод, — холодно произнесла она, опираясь на наклонную боковую стенку. — Мы хотим восстановить целостность планеты, а не превратить ее в помойку, где могут жить только крысы и тараканы. Зато вы, верхоземцы, похоже, только к этому и стремитесь. Вам плевать, что вы день ото дня загрязняете и губите свой мир. Вас ничего не волнует, пока у вас есть телевизор, теплая мягкая кровать и трехразовая кормежка. — В ее тоне звучала презрительная уверенность в своем превосходстве, так хорошо знакомая Уиллу по прежней жизни и такая неприятная, что он не смолчал.

— Не надо валить это на меня, — возразил мальчик. — Будь у меня возможность, я бы как-то попытался бороться с загрязнением окружающей среды и с глобальным потеплением.

— Да-а? И как же? Ты так же виноват, как и любой другой из семи миллиардов людей, которые ползают по земной корке, будто ненасытные навозные жуки, — сказала стигийка, бросив взгляд на потолок. — Разве вы не видите, что натворили? Вы захотели сделать мир «лучше», удобнее для себя… Вы попытались управлять тем, чем управлять нельзя. А теперь, когда все так обернулось, вы вынуждены пытаться расширить свою власть над тем, что вам неподвластно. Но ваши попытки обречены на провал, и скоро с ними будет покончено. Тому, кто пробует прогнуть природу под себя, природа дает отпор. Верхоземцы, и ты в том числе, стремительно приближаются к финалу… как и предсказано в Книге Катастроф.

Уилл пропустил нотацию мимо ушей, едва сдерживаясь, чтобы не перебить девочку. В Ребекке за секунду произошла невероятная перемена: ее голос стал твердым, взгляд — суровым и безжалостным. Она будто сбросила маску. Но тут лицо стигийки снова изменилось, так же внезапно, и она улыбнулась. Опустив руки, которые до этого держала скрещенными на груди, Ребекка чем-то помахала у Уилла перед носом.

— Я подумала, может, тебе будет интересно посмотреть. Я их нашла за койкой, — мягко сказала девочка и протянула ему фотографии небольшого формата.

Уилл, обезоруженный переменой в Ребекке, взял снимки и стал просматривать. Их было десять, все черно-белые и в пятнах от воды, а может быть, от масла. Фотографии были не очень четкие и чем-то напомнили ему старые моментальные снимки особой камерой — Уилл подумал, что она вроде бы называлась «Полароид». У доктора Берроуза когда-то была такая: он показывал сыну свои фотографии стены Адриана, сделанные в походе задолго до рождения Уилла.

Снимки изображали группу аккуратно подстриженных мужчин в темных свитерах; некоторые были в военных фуражках или пилотках. На фотографиях, прямо на блестящей лицевой стороне, синей шариковой ручкой кто-то нацарапал русские слова.

— Команда? — спросил Уилл, взглянув на Ребекку.

Она кивнула.

Несколько первых снимков запечатлели людей на верхней палубе подводной лодки, на фоне открытого моря. Все они улыбались, и глаза у них были ясные, как небо. Дальше шли более контрастные фотографии — их снимали со вспышкой, где-то под землей или в самой подлодке. Однако моряки по-прежнему выглядели бодро.

Последние снимки разительно отличались от предыдущих. Людей здесь было заметно меньше, и они мало чем походили на веселых молодых моряков на первой фотографии: мрачные осунувшиеся лица, заросшие бородой, печальные глаза и плотно сжатые губы.

— Бедняги. Видно, что им пришлось нелегко, — сказал Уилл.

Ребекка не сразу ответила. Она оттолкнулась от стены, словно собиралась уходить, но, понизив голос, обратилась к мальчику.