гобеленом шкаф для родильных принадлежностей, а также «дорогую купель из собора Кентербери» на тот случай, если ребенок родится слабым и его потребуется крестить без промедления.

Когда до предполагаемого разрешения от бремени оставалось от четырех до шести недель, королева должна была «удалиться в свою комнату» и там в уединении дожидаться родов. В этот день она слушала мессу в церкви, «одетая хорошо, подходящим для богослужения образом», а затем устраивала банкет для всех лордов и дам двора в своем «главном покое». Последний также украшали гобеленами; в нем ставили «трон под балдахином c подушками», чтобы королева могла «стоять или сидеть по своему усмотрению». Подавали «вино со специями», после чего два высокопоставленных лорда провожали королеву до двери ее внутренних покоев, которая открывалась в переднюю перед спальней, где она официально прощалась с придворными и мужчинами – служителями ее двора. Когда королева удалялась, ее камергер призывал всех людей молиться, «чтобы Господь послал ей добрый час». Больше она не показывалась на публике до рождения ребенка.

«Тогда все леди и придворные дамы входили вслед за нею, и никто, кроме женщин, больше не мог находиться в главном покое; женщины брали на себя обязанности мужчин, исполняя должности дворецких, стольников, лакеев и пр.». Ни одного мужчину, даже короля, не пускали внутрь до тех пор, пока не пройдут роды. Все необходимое приносили к дверям главного покоя и отдавали женщинам, временно заменявшим служителей двора4. По мере приближения родов священники королевы готовились к тому, что их могут вызвать к роженице в любой момент; назначали вестника, тоже ждавшего того часа, когда понадобится срочно передать новость о рождении наследника королю5. Роды были сопряжены с опасностью как для матери, так и для ребенка: около четверти новорожденных умирали. Будущее династии Тюдоров зависело от их счастливого исхода.

В ноябре устроили турнир, продолжавшийся несколько дней, «король сломал больше копий, чем кто-либо другой»6. Затем двор переехал в Ричмонд, где королева удалилась в свои покои. В конце декабря у нее начались роды; о «кресле стенаний» больше нигде не упоминается. Похоже, Екатерина рожала на «простых нарах с тюфяком», поставленных в ее опочивальне рядом с большой кроватью7, и была в сорочке из тонкого голландского полотна и двойной нижней юбке, которые позднее обнаружили в Гардеробе замка Байнардс среди «необходимых вещей, собранных для нее на время родов»8. В то время не существовало эффективных обезболивающих средств. В 1512 году Екатерина послала аббата Вестминстера к своей беременной невестке Маргарите Тюдор с поясом Богородицы, святой реликвией, хранившейся в Вестминстерском аббатстве и выдававшейся на время роженицам из королевской семьи; говорили, что ее наличие в родильном покое облегчает родовые муки9. Можно предполагать, что Екатерина считала это средство действенным.

Ранним утром первого дня нового, 1511 года, к великой радости короля и всего двора, королева произвела на свет принца. В честь этого стали палить пушки, расставленные вдоль Тауэрской пристани, колокола всех церквей радостно звонили, духовенство в церквях пело «Te Deum», по Лондону прошли торжественные процессии. Чтобы подданные разделили его радость по поводу рождения сына и наследника, Генрих приказал зажечь на улицах столицы костры, а лорду-мэру велел бесплатно раздавать вино горожанам, чтобы все могли выпить за здоровье принца. Акушерка получила от короля 10 (150) фунтов стерлингов, а мистресс[41] Пойнтц – 30 (450) фунтов10.

Новорожденный принц, должно быть, выглядел совсем крошечным в огромной расписной колыбели из дерева, размером примерно пять на два фута, отделанной золоченым серебром и снабженной с обеих сторон скобами, к которым привязывали пеленки. Он лежал там, туго спеленатый, под покрывалом с золотой бахромой и алым одеялом, обшитым горностаем11. Но когда принца показывали важным гостям, его помещали в парадную колыбель еще бóльших размеров, обтянутую темно-красной тканью и украшенную золотой бахромой, с отцовским гербом в изголовье.

Королева перебралась в парадную кровать, установленную в приемном зале, и там, закутанная в круглую мантию из малинового бархата, принимала посетителей, приходивших пожелать счастья ей и младенцу. Кроме того, Екатерина, вероятно, писала письма своему лорду-камергеру, другим служителям двора и знатным людям, оповещая их о рождении принца12. По обычаю, королевы оставались в постели на протяжении тридцати или сорока дней после родов, затем проводилась особая очистительная церемония – churching («воцерковление»), – после которой они больше не считались нечистыми и могли вернуться к обычной жизни13. Королевы не кормили грудью – для этого нанимали кормилицу – и поэтому имели возможность вскоре зачать еще одного наследника.

Пяти дней от роду принц был крещен в Ричмонде, наречен Генрихом и получил титул принца Уэльского. Его восприемниками у купели стали архиепископ Уорхэм, граф Суррей, а также граф и графиня Девон14, двоюродные бабка и дед малыша. Августейшими крестными принца были король Франции Людовик XII и Маргарита Австрийская, герцогиня Савойская, дочь императора Максимилиана I; оба прислали в подарок новорожденному дорогие блюда из золота.

В детской за принцем ухаживали в соответствии с порядком, установленным его прабабушкой Маргарет Бофорт. Хотя король с королевой навещали своих детей, повседневная забота о них была возложена на служителей детской. Леди – наставница принца Генриха присматривала за кормилицей и нянькой, которым помогали четыре горничные-качальщицы, главной задачей которых было убаюкивать младенца, качая его колыбель. Лорд-камергер брал со всех служителей детской особую клятву верности, ее приносили также грумы, йомены, ключники и лакеи, которые обслуживали детскую15. Кормилице следовало быть исключительно добродетельной, так как «дитя впитывает грехи кормилицы с молоком»16, всю ее пищу проверяли на наличие яда. За каждым кормлением наблюдал врач, убеждаясь, что ребенок получает достаточно молока и ему не подсовывают что-нибудь недозволенное. Среди «предметов первой необходимости для ребенка» имелись «большой кожаный чан для воды», «два больших таза с водой», ярды «тонкого полотна и одеял». Детская была довольно роскошной – с гобеленами, восемью большими коврами и двумя подушками из красного дамаста; в ней вели себя очень церемонно17.

Дети короля обычно не жили при дворе, где риск подхватить какую-нибудь инфекцию был недопустимо высоким: уже в детстве каждый получал отдельное место обитания и собственный двор. В услужение к своему сыну король немедленно назначил не менее сорока человек, включая клерка печати, сержанта при оружии[42], трех священников, резчика мяса, йомена Гардероба и Кроватей, хранителя погреба и пекаря. На будущее Генрих также распорядился отвести одну из комнат в Вестминстерском дворце для заседаний совета при наследнике.

Проделав все это, гордый отец отправился в норфолкский монастырь Богоматери Уолсингемской, чтобы возблагодарить Господа за обретение