– Пей!

Понемногу выпил, поморщился. Авдотья не отстаёт:

– Покушать надо, хоть немного.

Это можно. Любава поставила перед Сашей миску с кашей. Мясным духом запахло. Сразу в желудке засосало. Саша попытался вспомнить, когда ел в последний раз. Видимо, перед боем с татарами у гуляй-города, трое суток минуло. Взял ложку, несколько раз кашу в рот положил, а устал так, как будто не одну телегу с мешками пшеницы разгрузил. Прилёг передохнуть. А от каши запах дразнящий, гречневая, сдобрена маслом, с кусочками мяса, аж слюной рот полон. Любава предложила.

– Давай помогу.

– Я сам, передохну только.

Несколько минут переводил дух, снова присел, стал есть. В желудке тяжесть появилась, тепло по телу пошло, в сон потянуло. Лёг, веки сомкнул. Голос Авдотьи услышал:

– Этот поправится. Жажда жизни у него есть и воля. Слаб, а до нужника на одном самолюбии дошёл.

Проснулся Саша вечером, в избе лучина потрескивает, у стола Любава сидит.

– Проснулся? Отвара выпить надо.

И снова кружка противного варева, от которого во рту горько и вяжет.

– Авдотья где же?

– Из соседней деревни позвали к недужному.

– Ты давно у неё в помощницах?

– Без малого год. А приятеля твоего похоронили сегодня.

Разговорились. Девушка оказалась незамужней, а ещё неграмотной. Саша предложил:

– Хочешь – научу?

– Хочу. У нас в деревне грамотных нет, только дьячок в селе, но до церкви почти десять вёрст, да лесом.

– Тогда перо нужно и бумага.

Любава брови вскинула. Саша сам понял – глупость сморозил. Откуда в деревне, где все неграмотные, бумага. Тут же поправился:

– Глиняную дощечку и писало. Такая палочка с острым концом.

– Принесу, – кивнула Любава.

Всё равно Саше заниматься нечем, а так время быстрее пойдёт. Так и начал занятия. Каждый день по одной-две буквы. Сначала сам на глине царапал, потом Любава не один десяток раз, пока ладно не получалось. Ученица прилежная попалась, и память хорошая. Когда весь алфавит изучили, начали складывать в слова. Авдотья, когда в избе была, сначала к обучению со скепсисом отнеслась, потом сама приохотилась.

Саша к тому времени сам с полатей вставал, без посторонней помощи в нужник ходил. Авдотья ежедневно перевязки делала.

– Заживает рана-то, – сказала. – В баню бы тебе, а то опаршивеешь, да и дух от тебя тяжёлый.

– А есть банька-то?

– Баня есть, воду носить, дрова колоть надо, топить. Мужиков просить необходимо.

Саша в мошну полез.

– Торг-то есть в деревне? Мне рубаху новую и исподнее купить надо. А ещё мужиков найти – дров наколоть, воду из колодца принести. Столько хватит?

Саша ссыпал на стол несколько медяков.

– Хватит, – остановила его Авдотья.

Саша бы и больше дал, но похоже – это все его деньги. Где конь – неизвестно, а с ним и перемётная сума, где сундучок с монетами был, поэтому тратить деньги разумно следует.

Следующим днём Авдотья ушла. Через время во двор зашёл кряжистый мужик, прошёл на задний двор, стал дрова колоть. Вскоре потянуло дымком от бани. Мужик стал воду из колодца носить. Вёдра деревянные, сами по себе тяжёлые, да ещё вмещают навскидку литров по двадцать. А мужик по два ведра сразу носит, силён. Попозже Авдотья вернулась, из корзинки вытащила покупки, развернула перед Сашей.

– С цветом угадала?

Рубаха лазоревого цвета, исподнее белёное. Да Саше всё равно, какой цвет, лишь бы не розовый. Главное – не рваная или окровавленная, как у него была.

– Спасибо, всё хорошо, – поблагодарил Саша.

– Пойду баньку посмотрю.

Задержалась в бане знахарка, как потом сама сказала – изгоняла злых духов. Саша ещё удивился. Вроде в избе иконы есть православные, а в банников да прочую нечисть верит. У русского народа с принятием христианства древние поверья не ушли в небытие, долго держались, верили в сглаз, домовых, леших. Но Саша считал себя человеком грамотным, культурным, в нечисть и нежить не верил.

Авдотья вернулась в избу распарившаяся, всё же в бане натоплено, жарко.

– Любава, бери полотенца, мыться пора.

Саша понял, что женщины пойдут первыми, приготовился ждать. А знахарка ему.

– Ты чего разлёгся? Али подняться не в силах?

– Так ты же Любаве сказала собираться, не мне.

– Тю! Разве ты сам вымоешься? А тереть кто будет? Дома-то всей семьёй мылись, а тут стесняешься.

Да, в русских традициях было принято мыться сразу всей большой семьёй: отец, мать, взрослые дети с жёнами, мальцы. Баню согреть, воды натаскать – больших трудов и времени стоило. Похожие традиции были и у других народов, например японцев. Европа, считавшая себя цивилизованной, почти не мылась.

Саша до бани добрёл, разделся, в мыльню вошёл. От маленького, в два кулака, оконца свету мало, только бы не споткнуться. Женщины в предбанник вошли, разделись, в мыльню уже нагие зашли. Авдотья сразу распоряжаться начала.

– Ты чего соляным столбом стоишь? Любава, ополосни его из ковшика, да мочалкой со щёлоком осторожно потри.

Саша слаб, вроде не до девок, а всё же отметил, что Любава чудо как хороша. Грудь, талия, попа, бёдра – всё при ней, молодое, упругое, кожа атласная, а уж волосы шелковистые – до пояса. Лепота! Любава теплой воды в ушат навела, ковшиком на Сашу плеснула. Затем набрала щёлоку, что вместо мыла был. Делался просто – зола высыпалась в ведро, заливалась водой, настаивалась неделю, получался мыльный раствор.

– Ложись.

Саша на лавку улёгся, Любава принялась мочалом из берёзового лыка его тереть. Рану на спине обходила осторожно, зато остальное тело драла до красноты.

– Сейчас обмою.

Окатила Сашу из ушата, вода грязная стекала. Саша блаженствует, хорошо-то как! Потом в парную, тут уж Авдотья хозяйничала. Бабе сорок, а тело крепкое, молодое.

– Ложись на нижнюю полку.

Саше только подчиняться остаётся. Лёг, а знахарка веником дубовым над ним прошлась, пар разгоняя, да кружку кваса на раскалённые камни плеснула. Пар рванулся вверх, хлебным духом ржаным запахло. Авдотья слегка веником похлопывать стала, затем посильнее.

– На спину повернись.

И снова веником. Груди её крепкие прямо у Саши перед глазами, так и соблазняют. Едва удержался, чтобы не поцеловать. Так ведь обидеться может. После парной в мыльне прохладно показалось. Да и в мыльне картина ещё соблазнительней. Любава спиной к нему стояла, потом нагнулась, ноги мочалом тёрла. Да что за испытание такое! Саша с женщиной давно не был. Хоть и слаб после ранения, а чувства взыграли, отвернулся, чтобы не дразнить себя, обмылся из ковшика, да в предбанник. Авдотья Любаву к себе зовёт, веником поработать.