Консоли помнил, как бросил все силы на то, чтобы ребенка не хватились в лагере беженцев. Он уже несколько раз забирал, с разрешения полиции, группу ребятишек для съемок и привозил их обратно. Хорошо осведомленный и запомнивший всю процедуру, он предусмотрел все, и ему удалось при возвращении детей отвлечь полицейских, которые и так особенно не напрягались с проверкой, зная, что Консоли никогда не приезжает с пустыми руками.

– Это правда, что вы через два дня заканчиваете съемки в Долине Храмов и в Рим отчаливаете? – поинтересовался один из полицейских, принимая сумку с вином у Консоли.

– Да, верно, – подтвердил продюсер, подталкивая в проход скопом всех ребятишек. – Обещаю, что вы будете нашими почетными гостями на премьере фильма!

– Да уж конечно! Вы же в Риме будете премьеру показывать, так нас там и ждали! – отнесся скептически к предложению Консоли второй страж порядка, но заглянул в пакет с бутылками.

– Так мы и сюда фильм привезем обязательно и всей командой приедем! Будет что вспомнить, – уверенно проговорил продюсер. – Где я должен поставить подпись за группу детей?

Ему подали специальный бланк, где он расписался.

Разве кто-то мог подумать, что шофер ослушается его распоряжения и въедет в ворота, а какая-то переводчица вылезет из машины и попрется разгуливать перед его домом именно в тот момент, когда мальчишка подойдет к окну?

Проделав все, что ему посоветовал Алессио, продюсер несколько успокоился. Никто из группы не задавал ему подозрительных вопросов и, как ни приглядывался Консоли, так и не поймал ни одного вопросительного или косого взгляда, да и Ванесса вела себя как обычно.

«Может, и пронесет!» – сказал при последнем разговоре Алессио, у которого были ключи от виллы продюсера. Тот уже ехал к нему домой в Рим, чтобы не оставлять ребенка одного.

Консоли готовился к возвращению в Италию и собирал чемодан, когда позвонил Алессио.

– Мальчишка пропал! – заорал он так, что у продюсера чуть не заложило уши.

– Ты везде посмотрел? – ошалело спросил Консоли, сердце бухнуло, как огромный колокол, и больно отдалось в ребрах.

– Везде! Три часа как по твоему дому и саду ношусь! – вопил ресторатор. – Ты понимаешь, что это значит? Если его обнаружит полиция, сразу начнут допрашивать – у нас дети одни по улицам не шатаются и на тротуарах не ночуют. Ты же догадываешься, о чем он расскажет! Но дело уже не в нем, мало ли что ливийский ребенок может напридумывать. У тебя же свидетель есть – Ванесса. А вот она напряжется и вспомнит, что мальчика у тебя дома видела. И здесь уже не отвертишься! – Алессио продолжал кричать в трубку о том, что из этих лагерей эмигранты разбегаются, как тараканы, и можно было бы так и представить, что ребенок из Сицилии сам удрал и на перекладных в Рим приехал, но с Ванессой тогда надо что-то делать.

– Что? – еле выдавил из себя продюсер и похолодел. – У меня рейс в 23:30, машина через полтора часа за мной подъедет.

– Машина – это хорошо. Ты со всеми попрощайся и в аэропорт поезжай. По дороге подумай, что ты можешь в этой ситуации сделать, и позвони, когда шофера отпустишь, а я пока осторожно буду тех знакомых обзванивать, кто с полицией и больницами связан, благо через мой ресторан много их проходит. И из Рима тоже. Может, удастся что-то про мальчишку узнать.

Побросав вещи в чемодан, Консоли поплелся к коллегам. Он старался изо всех сил выглядеть радостным и беззаботным, пожимая всем руки перед отъездом, и в полуобморочном состоянии добрался до аэропорта. Оттуда сразу позвонил приятелю.

– Что будем делать? – прошипел он в трубку.

– Пока не нашелся пацаненок, так что бери такси и возвращайся в Горск. Только чтобы тебя не видел никто. Вызывай Ванессу на разговор. Ты же говорил, что там только три достопримечательности – памятник кому-то, башня и мост. Вот и зови ее на мост.

– Господи! Зачем?

– Соберись уже и начинай соображать! Под мостом-то что там у вас?

– Река… – еле выдавил из себя Консоли.

– Вот. Дошло, наконец?

– Я же только ночью смогу вернуться.

– Вот и хорошо. Надо, чтобы все спали уже. Хотя на фестивалях долго никого не уложишь. С другой стороны, и это неплохо. Не покажется ей особенно странным, что ты так поздно ее вызываешь. На таких мероприятиях совсем другой распорядок.

– А что сказать-то? – Продюсер совсем не мог сконцентрироваться. Казалось, что мозг плавится от напряжения и вытекает вместе с потом тоненькой струйкой вниз по затылку.

– Ну, это уже сам придумай. Я всех ваших киношных дел не знаю… Работу какую-нибудь предложи срочную.

– В принципе такое возможно… – промямлил Консоли.

– Вот видишь! Наконец-то голову подключил! – подбодрил его приятель. – А какая там река, глубокая?

– Да не очень, валуны проглядывают сверху.

– Так тебе остается только, чтобы она на них и попала! Но ты понимаешь, я надеюсь, что тебе надо все так представить, как будто она сама бросилась. Хорошо, что ты вовремя постарался, распустив слух об ее сумасшедшем смехе. Но если есть другие варианты, выкладывай, обмозгуем! Только не тяни, а то загремим оба в тюрьму.

– Вообще-то это идея подходящая. – Консоли в ужасе понимал, что другого выхода нет, но все еще не представлял себе, как он это сможет проделать. – Подготовиться надо, чтобы действовать наверняка.

– Правильно, – назидательно согласился Алессио. – Ты ее вызови на разговор, только не сразу на мост, а то как-то странно может показаться, а потом туда приведешь. Далеко это от гостиницы?

– Да нет, рядом.

– Вот видишь, как все само собой складывается.

Консоли удивляла выдержка Джакомелли, но и в его голосе проскакивали замаскированные нотки страха.

– Да уж, лучше не бывает. Мальчишка улизнул в неизвестном направлении, Ванесса, которая умудрилась его увидеть, разгуливает по Горску, – психанул продюсер и сорвался на фальцет. – А нас засадят за развращение малолетних!

– Не паникуй раньше времени, лучше организуй все и продумай. Я тебе советую еще и нож взять с собой или камень припасти.

– Я этими предметами все равно не смогу воспользоваться.

– А ты представь получше, что произойдет, если все раскроется, может, тогда и решишься!

Вся эта ситуация ужасала Консоли, и от одной мысли, что его – известного продюсера – обвинят не в каком-нибудь несчастном отмывании денег, а в педофилии, приводило его в такой бешеный мандраж, что он был готов на все, чтобы этого не произошло.

Консоли сделал все так, как сказал ему Алессио – тут же в обменнике аэропорта поменял евро на рубли, которых у него уже не осталось, чтобы расплатиться за обратную дорогу. Не стал регистрироваться на свой рейс, а, посмотрев расписание самолетов, наметил себе вылет на раннее утро, где было полно свободных мест. Он возвращался в такси, то и дело промакивая влажную шею бумажным платком и прислушиваясь к отчаянным ударам обезумевшего сердца.