могилу загонишь, доведешь до ручки. Но если не прощу тебя, сам себя не прощу потом. Не смогу ведь иначе.

Рус отстранился, поднимаясь на ноги, и я встала следом, но голову не поднимала, потому что стыдилась этих слез, что все лицо залили водопадом. Никогда не позволяла себе так расклеиваться при ком-то.

Каримов же пригнулся и поднял меня на руки, позволяя прижаться к его груди и ткнуться в нее, и понес в спальню.

Свет не включал. В сумерках вечереющего города опустил на покрывало и лег рядом, сжимая меня как плюшевого мишку.

– Напиться тобой хочется, но боюсь больно сделать, я ведь совсем одичал и голодный до тебя стал.

– Ты спросил, зачем я пришла…

Его мощная рука давила на талию, и я опустила руку на тыльную сторону его ладони и сдвинула кисть Руса ниже. На свой живот.

– Вот за этим.

Кисть замерла и Рус перестал дышать.

– Я ребенка от тебя хочу. Чтобы частичка тебя всегда была во мне. И тогда я все смогу пережить. Любые трудности. Но только если ты подаришь мне её.

Повернулась к Каримову лицом и заглянула в глаза.

Он не стал отвечать, просто мучительно долго смотрел в мои глаза и не верил.

– Сына от тебя хочу, Каримов. Сделай меня беременной?

Рус нахмурился, будто я сделала ему больно, зажмурился и склонился к моим губам, касаясь их невесомо.

Сжала его плечо и потянула на себя, заставляя устроиться сверху и медленная неотвратимость постепенно переросла в нетерпение, с которым торопливо комкала джинсовую юбку на талии, сжимая бедра Каримова своими. Резинка его треников скользнула ниже под его нетерпеливыми пальцами и уже через секунду мы шумно выдохнули, чувствуя уже забытую, но не менее желанную близость. Тел. Взглядов. Душ.

Каримов качнулся в меня неспешно и глубоко. А я смогла лишь прикрыть глаза от накатившего блаженства и закусить губу, гася стон. Такой огромный что сложно привыкнуть к размеру, особенно поначалу. Но от этого не менее любимый.

– Люба…

Прошептал на ухо и снова качнулся, потом еще и еще.

А я уже перестала мыслить и просто отдалась ощущениям, которые заполняли собой всю меня.

– Люблю тебя, девочка… Люба моя…

Выдыхал мне в губы, а я кусала его и кажется снова плакала, умоляя еще быстрее и сильнее, и чтобы не останавливался. А Русу только дай волю.

И его нежность постепенно вытеснилась неистовостью и жадностью, с которой только он умел брать и одновременно отдавать, чтобы не чувствовала себя использованной. Чтобы так же, как и он переполнялась любовью и счастьем. Чтобы так же, как и он взрывалась.

– И я… тебя… – стиснула его футболку пальцами, бедра безотчетно раздвинулись, потому что хотелось еще глубже и до самого конца. – Люблю Рус. Люблю!

Вскрикнула, распахнула глаза и поймала на себе улыбающийся взгляд Каримова. Но уже через секунду и он исказился мукой, и Рус уже не смог балансировать на грани и сорвался вниз вслед за мной.

Впился в мои губы, вжался бедрами, проникая еще глубже и подарил наконец мне то, чего жаждала. О чем просила. О чем умоляла.

И ровно через девять месяцев я родила сына от своего законного супруга, который настоял, чтобы я сменила паспорт и взяла его фамилию и свое настоящее имя.

И теперь глядя на карточку, привязанную к постельке новорожденного, где написаны мои имя и фамилия, я понимаю, что Рус подарил мне гораздо больше, чем одну только новую жизнь. Каримов вернул мне настоящую меня. А это почти так же ценно, как маленький сверточек, мирно сопевший в колыбельке.