— Не надо, — сказала она.

Но попытки вырваться не предприняла.

— Почему не надо? Я тебя люблю. Я тебя хочу. Мы взрослые люди…

— Я люблю мужа…

— Это ты из вредности так думаешь.

— Из вредности можно говорить, а не думать…

— Неважно.

Может, он и оговорился, но ему все равно. Руки выпущены на волю, одна гладит Марину по спине, другая залезла под свитерок… Бюстгальтер у нее расстегивался спереди, и Гена справился с ним довольно быстро…

Джемпер уже лежал в сторонке, когда Марина снова сказала «нет». Но, как и в прошлый раз, Гена не воспринял всерьез ее протест. Он продолжил наступление и овладел всей поверхностной территорией. Раздел ее догола, осталось только углубить успех…

Марина лежала на диване с закрытыми глазами. Щеки красные, губы плотно сомкнуты. Она всего лишь позволяла ему трогать себя, но душа находилась под замком. Но ничего, сейчас он покажет ей, что такое секс с настоящим мужчиной, и заставит отдаться ему без остатка… Но только он попытался раздвинуть ей ноги, как она оттолкнула его, вскочила, схватив попутно джемпер, бросилась вон из комнаты. Но Гена не мог позволить ей уйти.

Он догнал ее в прихожей.

— Куда ты, дура? Мороз на дворе!

— Лучше голой, в мороз!..

Она отчаянно рвалась к двери, но Гена был сильней. Он затащил ее в каминный зал, швырнул на шкуру медведя. Она визжала, отбивалась, но совладать с Геной не смогла…

Марина была похожа на дикую кобылицу. Она брыкалась, пока Гена не обуздал ее. После чего она покорно пошла с ним в «стойло», то есть в спальню на втором этаже. Приняла душ, легла в постель и без возражений отдалась ему.

Но, проснувшись утром, он не обнаружил ее возле себя. Обыскал весь дом. Никого. И полушубка на вешалке не было. Тогда он отправился в Лефортово, но Марину там не нашел. И вещи ее исчезли.

* * *

Гена возвратился домой злой как черт. Сегодня Марина должна была выйти на работу, но в офисе так и не появилась. Не дождавшись ее, он отправился в Новокосино, по адресу, который узнал в отделе кадров. Но и там он ее не нашел. Сколько ни жал на клавишу звонка, никто не открывал.

Но ничего, он обязательно найдет ее. Никуда она от него не денется.

Открыв дверь квартиры, он почувствовал сквозняк. Дуло из кухни. Квартиру на проветривание он не оставлял, Лика еще не вернулась. Может, камень кто-то в окно бросил?

Но, как оказалось, стекол не было в целом оконном пролете. Более того, в решетке не хватало прутьев…

— А сигнализация у тебя хреновая, — услышал он за спиной густой басовитый голос.

Он обернулся на звук и увидел незнакомого мужика. Он стоял, деловито покручивая в руке ножовку по металлу. Судя по голосу, это должен был быть здоровенный тип. Но Гена увидел перед собой неказистого мужичка: роста ниже среднего, худой; ни рожи, что называется, ни кожи. Но в нем чувствовалась внутренняя сила, и агрессивная аура действовала на Гену подавляюще.

— Ты кто?

— Антон я. За жену пришел спросить, — сказал Антон, растягивая слова на блатной манер. — Где Марина?

Антон сумел произвести на Гену впечатление. И все же могло показаться смешным, что у Марины такой муж. Белоснежка и один из гномов… Но Гене сейчас было не до смеха.

— Тебе лучше знать.

— Да нет, не знаю… Она у тебя на квартире в Лефортове жила. Нет ее там.

— Сам знаю, что нет.

— И здесь тоже нет. Куда ты ее дел?

— Не знаю, где она.

— Ну, не знаешь так не знаешь. Я ее все равно найду. А тебя убивать буду. Гнида ты, Гена! Лохмач позорный!

Внешне Антон чем-то был похож на уголовника. Хищный взгляд, угрожающий оскал… Да и в квартиру через окно мог влезть только профессиональный домушник… Гена был поражен. Он еще мог поверить в то, что этот урод сумел забраться к нему в дом. Но как Марина могла любить его, спать с ним, рожать от него детей? Уму непостижимо…

— Ты бы шел отсюда, пока я не разозлился, — предупреждающим тоном сказал Гена.

— А ты злись, падла. Злись, а я тебя успокаивать буду…

— Пилу брось!

Гене совсем не нравилась ножовка в его руке. Если ею полоснуть по горлу, мало не покажется… Рука сама потянулась к горлу, закрыла кадык.

— Да брошу, не вопрос…

Антон отбросил ножовку в сторону.

— Ну а теперь поговорить можно!

Гена отвел руки от горла, начал снимать дубленку, чтобы удобней было драться. Но Антон ударил его в тот момент, когда он снял ее наполовину. И ударил он как раз в кадык, который Гена только что закрывал.

Хруст, боль, сильнейшее головокружение. Но Гена удержался бы на ногах, если бы не дубленка, в которой он запутался, как в силках. Антон же не собирался его щадить. Он ударил его ногой в живот, раз, второй, третий… Бил он по одному и тому же месту, в печень. А когда Гена закрыл ее рукой, он ударил в пах…

Гена орал как резаный, но, похоже, никто не реагировал на его крики. Между квартирами отличная звукоизоляция, а на улице никого, только вьюга завывает… Антон избивал его, пока не выбился из сил.

— Это тебе за Марину, — ожесточенно сказал он.

Полез в холодильник, достал оттуда бутылку минералки, напился.

— Хорошо живешь, гнида… Денег много, да?.. Думаешь, что можешь баб насиловать? А если я тебя самого изнасилую?

Антон начал расстегивать пояс на брюках. Гена понимал, что этот уголовник способен на все. Страх помог ему подняться с пола, встать на ноги. Он не чувствовал ног, отбитая печень болела так, что хотелось лечь и умереть. Но все же он выскочил из кухни, бросился в ванную. Там у него тайник, там пистолет…

Антон зашел туда вслед за ним.

— А подмываться совсем не обязательно! — хохотнул он.

И снова ударил Гену. Сначала кулаком в лицо, затем коленкой в живот. Как же сильно он бьет… Гена упал на живот, больно ударившись головой о край раковины дорогого «мойдодыра». Невероятной силы удар по почкам едва не лишил его сознания. Но Гена все же смог открыть створки шкафа, нащупал закрепленный под средней полкой револьвер, с газового переделанный на боевой…

— Что ты там делаешь?

Антон нагнулся посмотреть, чем занят Гена. Но выстрел в упор выбил из него любопытство вместе с частью серого вещества…

Какое-то время Гена приходил в себя. Он уже понял, что убил своего врага и соперника, но страха не чувствовал. Главное, что сам остался жив…

Страх пришел чуть позже, когда улеглась боль. За убийство человека можно угодить в тюрьму. И хотя он не верил в неподкупность правосудия, все равно стало не по себе.

Можно было обратиться к отцу, он бы прислал своих людей, чтобы помочь сыну избавиться от трупа. Но эти люди станут свидетелями его преступления, а кто знает, как они поведут себя дальше… Голова, как ни странно, работала быстро и ясно.