Я всем сердцем верил, что завтра мои мучения закончатся. Завтра самолет найдет меня.

«Спасибо тебе, любовь моя. Спасибо за то, что ты здесь. Завтра тебя окружат лаской и заботой. Не плачь. Попробуй закрыть глаза и немного поспать. Завтра нам нужно пройти еще несколько часов. Нужно встать пораньше, до того, как прилетит самолет. Спокойной ночи, любовь моя».

На рассвете снова пошел сильный дождь. Мои просьбы и мольбы были тщетными. Она проснулась с первыми каплями дождя.

«Сегодня великий день, последний, – сказал я ей, – никакой дождь нас не остановит. Не дай ему сломить тебя. Все не так плохо. Когда доберемся до Пляжа Ягуаров, я построю для тебя прочное укрытие, где ты сможешь отдохнуть и поспать, пока за нами не прилетит вертолет. Ты голодна? Да, знаю, что голодна, но ничего не осталось на завтрак. Не переживай, я найду что-нибудь в джунглях, можешь положиться на меня».

Я не могу стоять. Ноги были ватными и бесформенными. Они являли собой месиво из кровавой плоти без кожи, которое запихнули в ботинки. Я не могу ступить ни шагу, но знал, что идти – это мой единственный шанс выжить. Нужно было добраться до берега. Если остаться в джунглях, никто меня не найдет. Я волочил ноги, ковыляя словно зомби. Я заметил следы тропинки, но вскоре она исчезла.

Пробираться через густые заросли было невыносимо. Чтобы боль была не такой сильной, я пытался держаться мягкой, илистой почвы. Я пробовал опереться на трость и хватался за кусты и ветки. Когда я подходил к косогору или даже небольшому склону, я вставал на четвереньки и полз, лицо мое все было перепачкано грязью, а одежда порвалась и тянула меня вниз. Я был слаб и боялся потерять сознание. Все, что у меня было, – это вода. Она стала моим врагом. Кроме воды в желудок ничего не поступало. Моим единственным утешением была девушка.

Мы прошли вместе уже несколько часов, но Пляжа Ягуаров не было видно. Я пытался найти его по четырем островам на реке. Я вспомнил, что они находились у самого пляжа, но пока увидел только единственный одинокий островок. Я испугался, что острова смыло течением, но поверить в это было довольно сложно. Острова были большими и лесистыми. Они не могли исчезнуть без следа.

Я с трудом пробирался по грязи и наконец наткнулся на фруктовое дерево. Оно было высоким, похожим на пальму. На вершине я заметил крупные грозди фиников, а рядом семья обезьян устроила себе шумный пир. Несколько плодов упало на землю. Они валялись в грязи и гнили. Тело мое содрогнулось и задрожало от непреодолимого желания, первородного инстинкта. Я был голоден, как зверь. Я набросился на финики, лежащие в грязи. Мне было все равно, что они гнилые. Даже черви не вызвали у меня отвращения. Я запихнул финик в рот, положил его на язык, от слюны он таял во рту, затем я выплюнул его на ладонь, сплюнул остатки грязи и снова принялся жевать плод. Вскоре, однако, я потерял терпение и проглотил финик целиком вместе с грязью. Я не оставил ни единого плода на земле. Даже черви послужили источником белка. Обезьяны начали кидать в меня полуобглоданные финики. Они насмехались надо мной и швырялись косточками мне в голову. Я был им благодарен, поскольку обезьяны только надкусывали плод, выбрасывая бо́льшую часть съедобной мякоти. На финиках были заметны следы их зубов.

Я прошагал еще несколько часов без остановки. Для этого мне потребовалось приложить титанические усилия, превозмочь боль, но Пляжа Ягуаров так и не было видно. Я начал волноваться, хотя я знал, что не мог пропустить его. Это был самый широкий пляж на всей протяженности реки. «Должно быть, я просто медленно двигаюсь», – подумал я. Я был ранен, а идти по грязи было труднее, я не мог шагать слишком быстро. Нельзя сдаваться. Нужно добраться туда до того, как самолет вновь пролетит над моей головой.

На мгновение я впал в ступор. Но это была не ее вина. Просто холм был слишком крутым. Я знал, что я не смогу забраться на него без боли и мучений. И тут я сломался. Она начала плакать, отказываясь идти дальше. Мне надоело говорить с ней ласково и нежно.

«Да что она там себе навыдумывала? – подумал я в ярости. – Что у нас пикник?»

«Прекрати жалеть себя, – заорал я, – я уже устал от тебя и твоего нытья, слышишь? Да кому ты вообще нужна? У меня и так проблем хватает, чтобы еще таскать за собой плаксу. Ты мне никак не помогаешь. Ты только рыдаешь. Может, поменяемся местами, и ты понесешь этот чертов рюкзак? Я уже устал от твоего воя. Можешь рыдать сколько влезет, мне все равно, но только не советую тебе останавливаться, поскольку я больше ждать тебя не стану».

Я повел себя довольно жестоко, но чувствовал себя лучше, поскольку выпустил пар. После мне стало стыдно. Я подошел к ней, обнял ее, ласково погладил волосы и извинился за то, что вышел из себя. Я сказал, что не хотел ничего такого, что я люблю ее, буду защищать и доставлю ее в безопасное место, но ей нужно приложить усилия и идти.

Я ослаб еще больше, у меня кружилась голова, и силы покидали меня. Когда на пути мне встречалось поваленное дерево, мне приходилось обходить его, так как перешагнуть его я не мог.

Нужно добраться до Пляжа Ягуаров. Я просто обязан сделать это!

Вдалеке послышался мотор самолета. Я дождался, пока он подлетит ближе. Я знал, что он меня не заметит, но по крайней мере хотел увидеть его. Звук был едва различимым, словно доносился издалека, а затем стих совсем. Неужели мне опять показалось? Возможно, они ищут кого-то еще. Но Кевин уже вернулся, я был в этом уверен, и он знал, что я все еще здесь.

К вечеру я набрел на лужицу воды прямо посреди илистой почвы. Не обратив внимания, я наступил на нее и до того, как понял, что произошло, меня затянуло. Я начал медленно тонуть. Я пребывал в состоянии шока, и меня охватила паника. Трясина засосала меня по грудь. Я обезумел словно животное, попавшее в капкан, принялся кричать, пытаясь выбраться, но грязь была плотной и липкой, и я даже не мог пошевелиться. Моя трость проваливалась в грязь, словно горячий нож сквозь масло, и от нее не было никакой пользы. Я всем телом потянулся к тростнику и кустарнику. Я попробовал вытащить себя с их помощью, но только вырвал их из земли. Трясина продолжала медленно затягивать меня.

Моя агония прекратилась, и я успокоился. Я пробовал действовать рационально. Я опустил руки в грязь, обхватил ими колено и попытался вытащить ногу. Я старался изо всех сил, но тщетно. Ничего не получалось, словно я засел в цементе. Я не мог пошевелиться. Я хотел зарыдать, но ком в горле не позволил мне сделать этого.

Пришел мой конец. Я умру в болоте.

Я смирился. Я знал, что у меня не было сил выбраться из пучины и ничто в мире не сможет спуститься и вытащить меня из болота.

Смерть будет долгой и мучительной. Грязь уже доходила до самого пупка. Рюкзак лежал в грязи, и я не чувствовал его тяжести. Внезапно мне осенило. Я совершу самоубийство. Я снял рюкзак и пошарил внутри в поисках аптечки. В ней было порядка двадцати амфетаминов и около тридцати неизвестных таблеток. Да, я съем их разом. Я был уверен, что они убьют меня, или по крайней мере я ничего не почувствую, когда буду тонуть. Сначала я открыл баночку со «спидами». Я высыпал несколько штук на ладонь.