поймали на психологическом тесте, когда она устраивалась машинисткой. Психиатры из Бюро прихватили ее… она была такая невысокая, темноволосая, очень симпатичная. И никто так и не знает, что там показал этот тест. А Джон Франклин Манн? Продавец подержанных машин, я был знаком с ним… У него нашли запущенную шизофрению и увезли. Думаю, он в Касанинской клинике, потому что у него родственники в Миссури. И Мардж Моррисон, еще одна моя знакомая, – ее сейчас выпустили. Уверен, она лечилась в Касанине. Все, кто побывал в Касанинской клинике, сейчас как новенькие, если не лучше. В Касанине не просто обеспечивают соответствие Акту Макхестона, они действительно излечивают. По крайней мере, мне так кажется.

Доктор Найси записал на обороте правительственного бланка: «Касанинская клиника, Канзас-Сити» – и я вздохнул с облегчением.

– Вы правы, – пробормотал он, – говорят, в Канзас-Сити очень хорошо. Вы ведь знаете, что президент провел там два месяца?

– Я слышал об этом, – признался я. Всем известна история о том, как будущий президент в подростковом возрасте героически вступил в схватку с психической болезнью и одержал триумфальную победу где-то лет в двадцать.

– А теперь, прежде чем мы расстанемся, – продолжил доктор Найси, – мне хотелось вам немного рассказать о вашей болезни – шизофрении типа Magna Mater.

– Отлично, – согласился я, – мне будет интересно узнать.

– На самом деле для меня этот случай представляет особый интерес. Я даже подготовил несколько монографий на эту тему. Вы знакомы с точкой зрения Андерсона, трактующей подвиды шизофрении в соответствии с направлениями религии?

Я кивнул. Его теория освещалась практически во всех американских журналах, это было очень модно.

– Первоначально шизофрения встречается в гелиоцентрической форме, в основе которой лежит поклонение Солнцу. Причем в нашей ситуации Солнце, как правило, ассоциируется у больного с образом отца. Вы счастливо миновали эту фазу. Гелиоцентрическая форма является наиболее примитивной, ей соответствуют наиболее ранние религии, связанные с поклонением Солнцу, включая митраизм – гелиоцентрический культ времен Древнего Рима. Сюда же относится солнечный культ в Персии – поклонение Ахурамазде.

– Ясно.

– Теперь рассмотрим форму Magna Mater, ваш тип заболевания. В Средиземноморье времен Микенской цивилизации существовал культ поклонения женскому божеству. Ну знаете, Иштар, Кибела с Аттисом, позднее сама Афина… и в окончательном варианте – Дева Мария. Происшедшее с вами связано с тем, что ваша душа, так сказать, воплощение вашего бессознательного, ее архетип проецируется вовне, на окружающий мир, воплощается в нем и становится предметом поклонения.

– Так.

– Причем данное воплощение может ощущаться вами как нечто невероятно могущественное, опасное, даже враждебное и, несмотря на это, крайне притягательное. По сути – это олицетворение всех пар противоположностей: жизнь во всей ее полноте и в то же время смерть; всеобъемлющая любовь и холодность; ум, но и деструктивная аналитическая тенденция, которая, как известно, не является созидающей. В нашем подсознательном дремлют некоторые противоположности, которые обычно превозмогаются гештальтом нашего сознания. Когда же эти противоположности переживаются непосредственно, как в вашем случае, то мы их не осознаем и, соответственно, не можем победить. В такой ситуации они разрушают и в конечном итоге уничтожают наше эго, поскольку, как вы уже знаете, являются архетипами и не могут быть ассимилированы нашим эго.

– Ясно, – повторил я.

– Таким образом, ваше преобразованное сознание не в состоянии дальше функционировать, оно теряет власть и передает свои функции бессознательному. При этом никакие контакты с вашей душой невозможны, – заключил доктор Найси. – Повторюсь, у вас довольно мягкая форма шизофрении, но тем не менее это болезнь, которая подлежит лечению в федеральном учреждении. Я надеюсь увидеть вас после возвращения из Касанинской клиники, уверен – прогресс в вашем случае будет колоссальным.

Доктор улыбнулся мне с искренней теплотой, и я ответил ему тем же. На прощание мы пожали друг другу руки.

Так начался мой путь в Касанинскую клинику в Канзас-Сити.

На официальном слушании дела перед свидетелями доктор Найси представил меня и выразил надежду, что нет причин, препятствующих моему немедленному отбытию в Канзас-Сити. Все эти формальности произвели на меня столь тягостное впечатление, что еще больше укрепили в желании как можно скорее попасть в клинику. Хотя Найси предоставил мне двадцать четыре часа на то, чтоб завершить все свои дела, я решил сократить этот срок, уж больно мне хотелось уехать. В конце концов мы сошлись на восьми часах. Сотрудники Найси зарезервировали место на самолете, из Бюро я ехал на такси, чтобы вернуться в Онтарио и провести время, которое отделяло меня от моего великого путешествия на восток.

Такси привезло меня к дому Мори, где хранилась большая часть моих вещей. Так что очень скоро я уже стучался в знакомую дверь. Дома никого не оказалось. Я тронул ручку, обнаружил, что там было не заперто, и вошел в пустой, безмолвный дом.

Я заглянул в ванную, увидел, что мозаика, над которой трудилась Прис в ту первую ночь, уже завершена. Какое-то время я стоял и разглядывал ее работу, дивясь краскам и рисунку. На стене красовались рыбки и русалка, и осьминог с глазами-пуговицами – она все-таки закончила его!

Одна голубая плитка отставала, я аккуратно ее отковырял, очистил от засохшего раствора и положил в карман пальто.

«Это на тот случай, если я вдруг тебя забуду, – сказал я про себя. – Тебя и твою мозаику в ванной комнате, твою русалку с алыми сосками и все это множество чудесных, таинственных созданий, обитающих в подводном мире».

Извечная, безмятежная вода… Ее линия проходила выше моей головы, почти на высоте восьми футов, а выше было небо. Совсем немного неба. Похоже, оно не играло никакой роли в этом мироздании.

Стоя так, я услышал какой-то шум и стук у входной двери. Что им нужно от меня?

Затем я вспомнил, где я, и попытался сообразить, в чем дело. Ждать пришлось недолго, через несколько мгновений в комнату влетел запыхавшийся Мори Рок. Увидев меня, он резко остановился.

– Луис Розен, – констатировал он. – В моей ванной.

– Я уже ухожу.

– Соседка позвонила мне в офис, она видела, как ты вышел из машины и вошел в дом в мое отсутствие.

– Следите. – Честно говоря, я не очень удивился. – Они повсюду, куда бы я ни пошел.

Я продолжал стоять, засунув руки в карманы и глядя на многоцветье на стене.

– Просто соседка подумала, что мне надо знать. Я так и думал, что это ты. – Он посмотрел на мой чемодан и вещи, которые я собрал. – Ты на самом деле псих! Ты же, должно быть, только приехал из Сиэтла – когда, кстати, ты приехал? Наверное, не раньше сегодняшнего утра. И снова куда-то собрался.

– Мне надо ехать, Мори, – сказал я. – Закон требует.

Он продолжал смотреть, челюсть медленно отвисала, затем вдруг понял и вспыхнул.

– Прости, Луис, – сказал он, – за то, что назвал тебя психом.

– Но это правда. Сегодня я проходил тест пословиц Бенджамина и еще другой, с блоками. И там, и там провалился. Комиссия уже заседала по моему поводу.

Мори стоял, потирая челюсть.

– А кто тебя сдал? – спросил он.

– Отец и Честер.

– Черт побери! Твои родственники!

– Они спасали меня от паранойи. Послушай, Мори, – я заглянул ему в лицо, – ты не знаешь, где она?

– Честное слово, Луис, если б знал, я бы сказал тебе. Именно потому, что у тебя все так сложилось.

– Знаешь, куда меня отправляют на лечение?

– В Канзас-Сити?

Я кивнул.

– Может, ты ее там увидишь. Вполне возможно, что чиновники Бюро снова отправили ее туда, а мне сообщить забыли.

– Да, так бывает.

Он подошел поближе, похлопал меня