Для первого контакта Инвесторы, несомненно, послали самого лучшего. Но, похоже, после тридцати семи лет знакомства Солнечная система превратилась во вполне безопасное место для их серой публики.

– Капитан желает тебя на пленке, – сообщил лейтенант по-английски.

Линдсей непроизвольно потянулся к тонкой цепочке на шее. На ней висел видеомонокль с таким теперь драгоценным фильмом о Норе.

– У меня есть лента, но она почти чистая. Отдать ее я не могу, но…

– Наша капитан очень любить свою пленка. Ее пленка имеет много других изображение, но ни одного вашего вида. Она станет изучать.

– Я хотел бы еще раз встретиться с капитаном, – сказал Линдсей. – Первая встреча была слишком короткой. Я с радостью готов засняться. Вы принесли камеру?

Лейтенант мигнул. Светлая мигательная перепонка на миг заслонила темное выпяченное глазное яблоко. Похоже, в этой каюте ему было темновато.

– Я принес пленку. – Открыв наплечную сумку, он извлек из нее плоскую, круглую коробку и, ухватив двумя громадными большими пальцами, поставил на вороненую сталь пола. – Вы откроете коробку. Вы станете затем производить забавные и характерные для вашего вида движения, которые пленка будет увидеть. Продолжайте делать так, пока пленка не поймет вас.

Линдсей покачал из стороны в сторону нижней челюстью, имитируя инвесторский аналог кивка. Инвестор был, похоже, удовлетворен.

– Язык не нужен. Пленка не слышит звука. – Он повернулся к выходу. – Я вернусь за пленкой через два ваших часа.

Оставшись один, Линдсей внимательно осмотрел, коробку. Ее остроконечная позолоченная крышка имела ширину в две пяди. Прежде чем ее открывать, он помедлил, дрожа от отвращения – к хозяевам и в равной мере к себе.

Инвесторы вовсе не просили обожествлять их, просто хотели подзаработать. О существовании человечества они знали уже несколько веков. Будучи намного старше людей, они, однако же, сознательно избегали вмешательства, пока не увидели, что смогут выжать из данного вида приличную прибыль. С точки зрения Инвесторов, действия их были прямы и честны.

Линдсей открыл коробку. Внутри ее лежала катушка серо-стальной ленты с десятью сантиметрами желтоватого ракорда на конце. Линдсей отложил крышку – тонкий металл при инвесторской гравитации казался тяжелее свинца – и замер.

Лента зашуршала. Кончик ракорда взмыл вверх, повернулся, лента стала разматываться. Она поднималась вверх, треща и со свистом рассекая воздух, по ней пробегали радужные отблески. В несколько секунд она образовала яркую груду, покоящуюся на жесткой решетчатой конструкции.

Линдсей, не подымаясь с колен, опасливо за ней наблюдал. Белый кончик, насколько он понял, был головой создания, названного лейтенантом «пленкой». И эта голова описывала в воздухе широкую, вытянутую петлю, озирая каюту в поисках какого-нибудь движения.

Тварь, именуемая «пленкой», неустанно двигалась, распуская петли, наподобие вращающегося штопора. Высвободившись из коробки окончательно, она превратилась в пухлый крутящийся клубок в человеческий рост высотой. Опорные витки ее тихонько посвистывали, скользя по полу.

Вначале Линдсей решил, что это – некий механизм. И механизм, судя по бритвенно-тонким краям свистящей, в воздухе ленты, опасный. Однако в движениях ленты чувствовалась живая незапрограммированная свобода.

Линдсей по-прежнему стоял на коленях, не делая никаких движений. И пленка его, похоже, не видела.

Потом он резко встряхнул головой, и тяжелые светозащитные очки, сорвавшись со лба, пролетели через каюту. Голова пленки тут же нацелилась на них.

Мимикрирование началось с хвоста. Пленка съежилась, смялась, как тонкая бумага, и сформировала некое подобие очков, плотно свитое из ленты. Набросок… Но, еще не завершив работы, она утратила интерес к объекту. Колеблясь, она некоторое время наблюдала за неподвижными очками, затем снова образовала бесформенную, бурлящую массу.

Затем она походя скопировала скрючившегося Линдсея, свившись в шероховатую скульптуру в натуральную величину. Цветная лента на мгновение повторила цвет его – ржавчина на черном – комбинезона. Голова пленки просканировала каюту, и скульптура распалась на части, ежесекундно меняя цвета.

Пленка затрепетала. Белая голова ее проворачивалась медленно, почти незаметно. Тварь окрасилась в грязно-коричневый цвет кожи Инвесторов. В ход пошла память – либо биологическая, либо кибернетическая. Пленка подобралась и скомкалась в новую форму.

Появился образ маленького Инвестора. Линдсей задрожал от возбуждения: еще ни один человек не видел инвесторского младенца. Вероятно, они встречались очень уж редко. Но вскоре Линдсей понял, что, судя по пропорциям, пленка изображает зрелую женскую особь. Пленка была маловата для изготовления полномасштабной копии, но точность модели, по колено в высоту, изумила его. Крохотные волдыри на ленте имитировали жесткую кожу на черепе и на шее; два подкрашенных вздутия изображали маленькие, очень выразительные глаза.

Линдсей почувствовал холодок тревоги. Он узнал эту личность. А глаза ее выражали тупую животную боль.

Пленка изобразила Инвестора-капитана. Она задыхалась; похожая на бочонок грудная клетка тяжело вздымалась и опадала. Она как-то очень уж неудобно сидела на корточках, вытянув когтистую руку поперек вздымающихся коленей. Рот судорожно раскрывался и закрывался, демонстрируя не очень четко вылепленные зубы.

Командир корабля была больна. Никто еще не видел больного Инвестора. Наверное, подумал Линдсей, именно из-за своей необычности образ и вклинился в память пленки. Такой возможности нельзя было упускать. Медленно, едва заметными движениями он раздвинул борта комбинезона, вынул видеомонокль и начал снимать.

Чешуйчатое брюхо напружинилось, и края ленты у основания тяжелого хвоста раздвинулись. Показалось округлое, мокрое, блестящее тело белого цвета – продолговатый, плотно скрученный комок ленты. Яйцо…

Процесс был долгим и болезненным. Кожистое яйцо прогибалось под давлением судорожно сжимающегося яйцевода. Наконец оно высвободилось, однако оставалось связанным с телом родителя прозрачным отрезком пленки. Капитан обернулась, шаркая ногами, и склонилась, в хищном, болезненном напряжении разглядывая яйцо. Медленно протянув громадную руку, она поцарапала яйцо ногтем и обнюхала палец. Пелеринка ее начала вздыматься вверх, твердея от прихлынувшей крови. Руки ее задрожали.

Она напала на яйцо – яростно вгрызлась в острый конец, взрезав кожистую скорлупу плохо скопированными зубами. Желтая лента изобразила сыроподобный желток.

Капитан пировала. Руки ее были перепачканы желтком и слизью. Пелеринка на затылке стояла торчком, затвердев от ярости. В мерзости ее преступления ошибиться было нельзя – оно не зависело от межвидовых барьеров, как и понятие «богатство».

Линдсей отложил монокль. Пленка, привлеченная движением, выпростала наружу голову и слепо уставилась на него. Линдсей взмахнул руками, и модель распалась на угловатые витки ленты. Поднявшись, он принялся, волоча ноги по полу, расхаживать взад-вперед, пригибаемый книзу высокой гравитацией. Пленка наблюдала за ним, сворачиваясь и мерцая.