– Пройдись!

Он послушно ходит по каморке.

– Не трет?

Он качает головой, лезет в сумку и кладет на стол монету.

– Это много, господин!

– Мне лучше знать! – хмыкает он. – Я не собираюсь дарить тебе золотой, рус. Возьми номисму, сходи в корчму к толстому Арсению и принеси кувшин вина. Скажи: это для спафария[6]Георгия, не то нальет кислятины. Не забудь лепешки и сыр. Сдачу оставишь себе.

…Вино отдает мускатом и корицей, оно густое и терпкое.

– Прошлогоднего урожая! – замечает Георгий, ставя кружку. – Арсений – жулик! Думал, обманет, добавив пряности. Я взыщу!

Я молчу: вино мне кажется необыкновенно вкусным. Не помню, когда пил. Георгий отрезает сыр, бросает в рот, жует.

– Свежий, коровий, выдержанный… Пожалуй, не буду взыскивать.

Я согласен: сыр тает во рту.

– Как зовут тебя, рус?

– Иван.

– Иоанн… – Он усмехается. – Ты хоть знаешь, варвар, чье имя носишь? Апостол, евангелист, любимый ученик Христа. Любил Господа ревностно и горячо. Когда Матфей, Марк и Лука написали свои евангелия, он сказал: «Они написали о Христе – человеке, а я напишу о Боге…» Слыхал об этом, Иоанн?

– Да, спафарий!

Смотрит недоверчиво. Я прикрываю глаза, мысленно переводя текст на ромейский. Кажется, так…

– В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…

В глазах его изумление.

– Ты умеешь читать, Иоанн?

– И писать.

– Я понял это, когда ты чертил на пергаменте – перо в руке лежало привычно. Пишешь по-славянски?

– По-ромейски не могу. Знаю ваши слова, но букв не ведаю.

– Понятно… – Он барабанит пальцами по столу. – Кем ты был в своих землях, Иоанн?

Молчу.

– В этом городе только лекари знают слово «артерия». Остальные говорят «жила». И про сто ударов сердца ты не соврал: лекарь подтвердил. Тебя учили врачевать?

– Я воин, спафарий.

– Воины русов не умеют читать и не цитируют по памяти Благую Весть.

– Ты мало знал их, спафарий!

– Зато я знаком с шорником, – усмехается он.

Молчу. Чего ему надобно? Он прячет нож и смахивает крошки с плаща.

– Не тревожься, Иоанн. Я стар, а старики болтливы. Им нужен слушатель. Образованный – чтоб смог оценить изящество мысли. И умный – чтоб не донес о разговоре.

– Зачем мне доносить?

– Обычно в том ищут выгоду. Деньги, должности…

– Рабу не дадут должности.

– Как и денег: я всего лишь мелкий чиновник. Ты умен, Иоанн. Тебе не придется скучать: обещаю приходить с кувшином. Тебе понравилось вино?

– Да, спафарий!

– Можешь звать меня Георгием…

Он усмехается и встает.

– Хайре, шорник! Вино плещет в кувшине, есть сыр и лепешка… Наслаждайся! Я рад, что Господь привел меня к тебе.

У дверей он оборачивается:

– А ромейским буквам я тебя научу…

* * *

Я рассказал ему о себе спустя месяц. Не все, конечно.

– Княжья междоусобица, – пожал он плечами, – обычное дело в Руси. Князей много, уделов мало, а князья к тому же плодятся, как саранча. Они резали, режут и будут резать друг друга.

– Это невозможно прекратить?

– Отчего же? – Он глотает из кубка. – Проще простого!

– Как?

– Убить князей!

Я гляжу удивленно.

– Думаешь, это трудно? – усмехается он. – Ничего подобного. Надо созвать их под каким-нибудь благовидным предлогом, пообещав неприкосновенность, а как соберутся, вырезать. Всех! – подтверждает он, поднимая палец. – До единого. Причем вместе с потомством – чтоб не осталось претендентов.

Я не нахожу, что сказать.

– Считаешь, это жестоко? – усмехается он. – А разорять земли соперников, резать смердов, уводить их в полон и продавать в рабство – милосердно? Что значат жизнь сотни хищников в сравнении с благоденствием государства?

– Князья – ладно, – бормочу я. – Но их дети…

– Из маленьких хищников вырастают большие… Можно, конечно, детей пощадить – продать в рабство. Только я бы не советовал. Их купят враги, и у них появится повод напасть. Под предлогом возврата земель законному владельцу… Запомни, Иоанн, настоящий правитель не колеблется. У Господа к нему другой спрос. Долг правителя: защитить народ от опасности. Неважно, откуда исходит угроза – извне или изнутри, но действовать следует жестко и решительно. Второй Рим стоит семь веков и будет стоять еще долго – как раз потому, что басилевсы не колеблются. Силой и хитростью, подкупом и лестью они борются с врагами, благодаря чему мы с тобой сегодня пьем вино, вместо того чтоб по-рабски кланяться басурманам.

Мне хочется напомнить Георгию, с кем он делит трапезу, но я молчу. Старик говорит интересно.

– Ты не задумывался, Иоанн, почему в ваших землях до сих пор нет правителя, который железной рукой усмирил бы князей? Одних посадил бы на кол, других сварил живыми, третьих удушил в темнице, а уцелевших заставил бы трепетать? За столько веков не нашелся человек – властолюбивый, решительный и хитрый, чтоб это сделать? Такого не бывает, мой юный друг. Власть, как и деньги, любит одни руки, и руки эти рано или поздно находятся. В ваших землях нет басилевса, потому мы этого не хотим. Понятно?

Я качаю головой.

– Земли русов обширны и многолюдны, русские воины бесстрашны и неукротимы в сражении. Это несет угрозу Риму. У него и без того хватает врагов. В Константинополе не забыли, как русы приходили к стенам города. Ваш каган Святослав едва не погубил империю. Он непременно добился бы этого, не предприми басилевс меры. Он обещал Святославу дружбу, а сам послал золото печенегам. Те перехватили Святослава на обратном пути, и из черепа кагана сделали чашу… Сын Святослава, Владимир, пошел дорогой отца и даже захватил Херсонес. Потребовал в жены сестру императоров. Басилевсы, Василий и Константин, согласились. Только каган варваров напрасно радовался. Басилевсы поставили условием крещение Владимира, поскольку не могли отдать язычнику христианку. Каган решил, что это пустяк. Прежде он соорудил в Киеве языческое капище, теперь разрушит и поставит церковь. Какая в том опасность? Зато он породнится с царями Рима! Варвар не понимал, что такое религия ромеев….

Георгий чертит пальцем на столе.

– Ты думал, Иоанн, почему Рим шел к истинной вере веками, а Русь крестили сразу? Мечом и огнем?

Пожимаю плечами.