Стыдно должно быть Полторацкому… Но смущаюсь я.

– В каком смысле? – мой голос звучит несколько взвинченно. – Неужели она останется безнаказанной?

– Профессиональных нарушений комиссия не обнаружила. Но я продолжаю работать.

В каком смысле, интересно?! Потрахивая ее по гостиницам?!

Злюсь и тотчас стыжусь своих мыслей. На эту ведьму плевать, но думать в негативном ключе о Тимофее Илларионовиче мне почему-то неприятно.

– Людмила Владимировна понимает, что ее мужа могут посадить? – тараторю я. – Наверное, в бешенстве… Она ведь любит его!

Выпаливая очевидную ересь, внимательно наблюдаю за мужчиной. Впрочем, зря. Никакой острой реакции мои слова у него не вызывают.

– Она пока еще тоже верит в то, что сможет решить эту проблему, – выдает Полторацкий весьма загадочный ответ.

В каком смысле верит? Он сам ее в этом убедил? Поэтому она с ним спит? Какая мерзость!

– Боже… Кругом одни подонки, – не сдержавшись, заявляю я.

Благо Тимофей Илларионович этот выпад на свой счет не воспринимает. И даже никак не комментирует. Спрашивает, когда Саша обещал приехать. Я вру, что мы не говорили об этом, хоть и понимаю, что о приезде он в любом случае узнает.

– А вы теперь будете постоянно в Киеве?

По-моему, это очевидно, раз проверка закончена.

Но…

– Нет, не постоянно, – отвечает Полторацкий. – В Одессе еще осталось много нерешенных вопросов.

– Ясно, – выдавливаю я. – Ну… Мне пора. Вечером на смену, нужно подремать.

– Да, конечно. На связи, София.

Заставляю себя, как обычно, улыбнуться ему на прощание. И с неспокойным сердцем покидаю ресторан.

Полученная на этой встрече информация весь день не выходит у меня из головы. Ничего поделать не могу, сильно тревожусь за Сашу. Порываюсь даже ему позвонить. Останавливает тот же страх, что могу тем самым как-то подставить его. Сплю совсем мало. Только на работе немного отвлекаюсь. Хотя и во время обслуживания несколько раз едва не срываюсь на особо тошнотворных клиентах.

– Ты сегодня сама не своя, – замечает Нина во время перерыва. – Не разговариваешь, совсем мало улыбаешься… Все в порядке?

– А, да… Месячные. Живот дико болит, – нахожу достаточно правдивое объяснение.

– Обезбол?

– Не берет.

– Засада.

– Угу.

До конца смены я дорабатываю, с трудом сдерживая слезы. То ли боль усиливается, то ли я просто вдруг чересчур себя жалею. Наверное, все-таки второе, ибо дома мне становится значительно лучше. Особенно когда выхожу из ванной и вижу висящее сообщение от Саши.

Александр Георгиев: Привет. Как добралась?

Я укладываюсь под одеяло, сворачиваюсь в клубок и, машинально наглаживая ластящегося Габриэля, набиваю ответ.

Сонечка Солнышко: Все хорошо. Спасибо за такси!

Он заказывает машину для меня каждый день. Следит по приложению, пока я нахожусь в пути. А пару минут спустя, если не находится на каком-то чертовом мероприятии, пишет. Сегодня, вероятно, где-то был, потому что прошел почти час, как я вернулась домой.

Александр Георгиев: Уже в постели? Скинешь фотку?

Я смущенно прочищаю горло и, включая камеру, цепляюсь взглядом за Габриэля.

– Что?

Кажется, что он меня осуждает.

– Прекрати так смотреть. Да, я дурочка. И что? Я люблю его. А ты сам, очевидно, никогда не влюблялся, поэтому не понимаешь, каково это.

Габи мяукает в ответ, и звучит это определенно презрительно.

– Вот вырастешь – поймешь! – заявляю я.

Но камеру все-таки выключаю.

Сонечка Солнышко: Скинь сначала свою.

Уговаривать Сашку, конечно, не приходится. Он, похоже, в отличие от меня, не колеблется ни секунды. Минуты не проходит, как прилетает изображение.

Голый по пояс, в одних лишь черных боксерах он лежит на нашей кровати и, подмигивая, фоткает себя в зеркальном потолке. Не знаю, на что я рассчитывала, когда отправляла просьбу, но по факту от вспыхнувших за грудиной эмоций даже теряюсь.

От восторга задыхаюсь. От нежности таю. От тоски болею. От возбуждения плавлюсь.

Настоящее воспаление любви.

Долго рассматриваю фото. Растягивая пальцами, увеличиваю на максимум. Двигаюсь и изучаю каждый доступный миллиметр. Нестерпимо хочется его обнимать, целовать, ласкать… Господи, да я готова облизывать экран!

Забываю, что должна что-то ответить. Пока телефон не вибрирует, оповещая о новом сообщении. Дергаюсь и роняю аппарат себе на нос.

– Боже… – выдыхаю, чувствуя, как начинает убойно бахать сердце.

Габриэль вновь сердито мяукает.

Александр Георгиев: Я жду твою фотку.

Александр Георгиев: Пожалуйста.

Со вздохом включаю камеру и… фотографирую Габриэля. Отправляя, давлюсь нервным смехом.

Боже… Я не знаю, что и зачем я делаю! Но мне точно становится легче.

Александр Георгиев: Жестоко.

Вроде одно слово, а у меня в груди все сжимается. Я снова вздыхаю, прикрываю веки, считаю до пяти, распахиваю глаза и, отгоняя сомнения, делаю селфи. Не особо вглядываясь, что получилось, быстро отправляю.

Саня тут же присылает ответ. И это не слова, а красное пылающее в огне сердце.

А после уже, когда у меня реально пожар в груди разгорается, появляется текст.

Александр Георгиев: Охуенно красивая. Моя.

Александр Георгиев: И эта пижама… С подсолнухами. Тащусь от нее.

Я даже внимания не обратила, а он сразу заметил и вспомнил, что был когда-то на ней помешан.

Сонечка Солнышко: Я сегодня услышала одну песню. Она будто о нас.

Александр Георгиев: Пришлешь?

Понимаю, что не стоит. Но все равно отправляю.

Пока Саша слушает, и себе включаю. Прикрываю глаза и представляю, что рядом с ним.

…Должно быть, это был смертельный поцелуй...

Только любовь может причинять такую боль[1].

Александр Георгиев: Блядь.

И долгая-долгая тишина.

Предполагаю, что курит. Возможно, прокручивает трек еще раз. Я же немного расстраиваюсь и решаю, что переборщила. Не стоило ничего ему отправлять. Наверное, понял не так. А я не в состоянии объяснить, что чувствую.

Но…

Когда я уже жму пальцами на веки, чтобы сдержать грозящие политься слезы, мобильный вибрирует.

Александр Георгиев: Помнишь, наш смертельный поцелуй?

По телу рассыпаются мурашки.

Сонечка Солнышко: Конечно. О нем и подумала.

Александр Георгиев: Даже этот смертельный был сладким.

И новый приход – крупная дрожь.

Сонечка Солнышко: Горько-сладким.

Поправляю его и, опасаясь, что снова пропадет, быстро печатаю следующее сообщение.

Сонечка Солнышко: У тебя все хорошо? Я волнуюсь из-за твоей работы.

Не знаю, как донести до него суть, не называя имен. Надеюсь, поймет, о чем я.

Александр Георгиев: Все в порядке.

Александр Георгиев: Спасибо за песню. Это от меня.

И ниже прикрепляет аудиофайл.

Я знаю, ты далеко,

между нами города, города,

я с тобою навсегда,