– Да вы и сами изволите видеть, леди – чудеса всё-таки случаются! Да, слова тут были излишни. Достаточно постоять немного на палубе и прикоснуться к басовито гудящим вантам, подставив лицо солёным брызгам.

– А как быстро мы плывём? – поинтересовалась Фиона, не без труда оторвавшись от радужных и безоблачных мечтаний, прямо-таки навеваемых плавным движением корабля.

– Моряки говорят «идём», – и капитан распрядился забросить лаг. Двое матросов тут же зашвырнули за борт какую-то штуковину, в коробке что-то защёлкало, затренькало, и один из них тут же восторженно завопил:

– Семнадцать узлов, шкипер! Стушевавшись под строгим взглядом капитана, он тут же опомнился и доложил по всей форме. А Фиона по своей непоседливости и милой привычке докапываться до истины поинтересовалась – семнадцать узлов это много или мало? Эстрем пожал плечами:

– Ветер чуть переменил направление к восходу, так что теперь он для нас самый что ни на есть попутный. Но мы ещё отошли недалеко от Ривердэйла, и как бы находимся в его тени. Вот ближе к ночи посмотрим… И многоопытный капитан оказался прав. Едва над горбатыми просторами спустились не сумерки, а лишь только тень их, как началось. И такое, что Фиона на некоторое время даже струхнула – словно все демоны океана сорвались со своих цепей и, визжа и хохоча, принялись носиться над одиноким кораблём. Однако трёхмачтовая красавица лишь пренебрежительно повела носиком да прибавила хода. Капитан молодецки тряхнул головой да распорядился поставить какие-то там королевские паруса. И волшебница с замиранием смотрела, как матросы полезли в невообразимую пугающую высоту, почти на самый верх царапающих низкое небо мачт. Крохотные клочки серой парусины напряглись, и теперь корабль весь оказался укрыт парусами, словно куст сирени цветами в мае. И «Леди» не подвела – лишь громче запела победную песню, танцуя с волнами в белоснежных кружевах пены. И понесла немыслимую при попутном шторме громаду парусов легко и непринуждённо – да ведь она и была рождена для такого! Для стремительного и прекрасного бега над волнами. Капитан смеялся и плакал, когда матрос с круглыми от восторга глазами сообщил:

– Двадцать узлов, сэр! И идёт легко, вот уж воистину Леди! Эстрем обернулся к щурящейся от ветра и клочьев пены Фионе. Миг-другой смотрел на неё, а затем шагнул ближе и почтительно поцеловал руку.

– Двадцать узлов, леди Абигайль! Сорок лиг в час – неслыханное дело! Фиона осторожно скосила глаза за борт. Но от вида уносящихся назад барашков и пенных струй ей стало немного не по себе. А капитан в своём восторге ничуть не разделял её опасений:

– Двадцать узлов! А ведь мы не гоночная яхта и не легкогружёный пассажирский скороход – «Леди» всё-таки грузовой корабль, и у меня в трюме почти тысяча стоумов груза (около восьмисот тонн – прим.авт) Волшебница всё-таки прониклась его восхищением и вздохнула с некоторым облегчением.

– И никаких поводов для волнений? Во взгляде шкипера мелькнула укоризна.

– Голубушка, как можно? «Леди» как раз и была создана для этого – полёта с попутным штормом! Из дополнительной парусности я даже могу поставить лунные и ещё немного прибавить хода – моя красавица несёт паруса легко и совсем без напряжения. Но тогда мы рискуем прийти в Монтеро раньше срока и огрести штраф от тамошней купеческой гильдии. Получив от капитана подтверждение, что с таким ходом «Леди» не только наверстает потерянное время, но и придёт в порт назначения вовремя, Фиона изрядно повеселела. Настолько, что поблагодарив моряков, прошла на нос несущегося сквозь бурю корабля. Постояла некоторое время у бушприта, со страхом и восторгом глядя вперёд – большой корабль летел сквозь хаос со скоростью породистой лошади и уверенностью снежной лавины. И от этого ощущения молодая женщина получила просто-таки неописуемое удовольствие. Настолько большое, что она кивнула своим мыслям и принялась строчить что-то на клочке бумаги, закрывшись от ветра полой широкого морского плаща и покрывая листок ровными светящимися строками – благо надменно выпяченный парус укрывал её от любопытных взглядов. И когда в ответ на её призыв из низко нависающих тёмных туч на плечо волшебницы сел огромный буревестник, она прикрепила к лапке птицы послание и с усмешкой отправила её в полёт. А наутро, встав с тем лёгким и безмятежным настроением, что навевает сон человеку с чистой совестью под лёгкое покачивание несущейся сквозь шторм «Леди», Фиона даже уболтала капитанов самой постоять за штурвалом. Оба моряка

– почтенный и молодой – терзались сомнениями, всё-таки буря вокруг нешутейная. Однако Эстрем уже давно заподозрил, что леди Абигайль совсем, совсем не так проста и бесхитростна, как мог бы предположить зачарованный её внешностью глаз мужчины. А посему, поломавшись для очистки совести и пробормотав что-то о самой банальной ревности, он под надзором Калхана и беспечно попивающего чай рулевого положил ладони молодой женщины на большое штурвальное колесо, выточенное из красного и чёрного дерева и легонько подрагивающее под руками. Ощущение оказалось настолько своеобразным, что Фиона легонько взвизгнула от восторга. Большой по её представлениям трёхмачтовый корабль слушался малейшего движения столь же чутко, как и умная скаковая лошадь. Мало того, почти сразу волшебница почувствовала, чего и когда хочет эта морская ведьма, лукаво прикинувшаяся благородной «Леди». И когда немного успокоенный капитан Эстрем убрал свои руки и женщина оказалась наедине с океаном – и самой собой, восторгу её не было предела. Несущийся по океану корабль не то чтобы не чувствовался, скорее наоборот – сама Фиона и ощутила себя большой серокрылой птицей, шаловливо и грациозно раскинувшей крыла и стригущей макушки медлительных волн. Свободно и легко она мчалась вперёд, танцуя над стихиями, и сам дьявол играл ей свою музыку. И от взгляда улыбающейся сверху Ледды на щёки выхлестнул румянец а губы дерзко запели старую пиратскую песню.

Пей, и ром тебя доведёт до конца. Пятнадцать человек на сундук мертвеца. Йо-хо-хо, и бутылка рому!

Унылая осенняя погода плакала за стенами королевского дворца. Полоскала хлопающие бело-синие стяги, беспощадно орошала отфыркивающихся от влаги солдат и их прядающих ушами коней. Потерянной сиротой стучалась во все двери. И вот сейчас, словно отчаявшись, швырнула горсть капель в это окно ярко освещённой комнаты на втором этаже у балкона. Сибелис вздрогнул, на миг прервав свой рассказ, и оглянулся на окно – плотно ли заперты створки. Затем неодобрительно покачал головой и продолжил неспешную речь. С каждым днём всё труднее и невыносимее оказывалось удерживать на себе прежний, весьма неприглядный облик. А новый, чудесно изменивший не только тело, но и самую душу, прямо-таки рвался наружу. И только после целого дня хамелеоньих ужимок здесь, в надёжно запертой комнате покоев её величества, компания собиралась на традиционные посиделки, и уж перед своими-то можно было не таиться. Берта, очаровательный белокурый бесёнок, рисовала что-то прямо на стене. Не касаясь гладко оштукатуренной поверхности, обнажившейся после того, как с неё ободрали драгоценный камморальский шёлк и облицовку из старого, потемневшего дуба, художница лёгкими шевелениями пальцев изображала то согнувшиеся пальмы острова, над которым проносился свирепый тайфун южных морей, то невольничий караван, с трудом пробивающийся сквозь пылающее горнило пустыни. И величавый маг с еле заметной благородной сединой в волосах не без оснований предполагал, что где-то и когда-то всё как раз и приходит в соответствие с капризами и прихотями молодой Художницы. Королева Изольда… ох, Королева – что уж тут сказать! Мечта любого подданного и мужчины, в строгом, чёрном брючном костюме от Берты, который после долгих уговоров она всё-таки согласилась «разочек примерить», блистала своей элегантностью, шармом и в то же время величием. Алмазные серьги неземным блеском сверкали в её ушах, хоть как-то отвлекая и не давая ослепнуть от созерцания такой красоты. Королева удобно устроилась на бархатном диванчике, одновременно занимаясь своим рукодельем, поглядывая на молодёжь и впол-уха слушая волшебника. У ног её развесёлая компания из Принца, Красавицы и Сказочника – то бишь Фреда, Мальвы и Алекса – самым разгильдяйским образом бездельничала, с азартом резалась в карты и цедила лёгонькое красное вино ещё из запасов графини Ривердэйла. Причём красавица Мальва делала вид, что легонько дуется на Фреда, а Алекс делал вид, что пытается её у друга отбить. На что принц небезуспешно изображал, что страшно – просто ужасно – ревнует. И все трое иногда похихикивали. А сам Сибелис сидел в кресле и рассказывал, рассказывал, рассказывал… о диковинках и странностях, о дальних странах и необычных животных. О сокровищах подземного мира и дивных созданиях мира магического – словом, о всех тех чудесах, коими горазды нас удивить боги и матушка-природа. И под его взором на боковой стене проплывали видения, блеском и живописностью едва ли уступающие творениям Берты. Вся компания поглядывала на них, иногда ахая от восторга или брезгливо морща носы, и частенько обрушивая на Сибелиса град уточняющих и каверзных вопросов. Однако оказалось, что умудрённого жизнью волшебника не так-то просто загнать в тупик, и что он если и не знает всего на свете, то весьма и весьма к тому близок. Что такое отдых душой и телом – среди своих и когда над совестью ничего не висит – объяснять не надо? Вот как раз это оно и есть, вечерние посиделки «в гостях у королевы-матушки». И весело, и интересно да полезно, и все приличия соблюдены. Берта как раз взмахом ресниц очистила отведённый ей под художества участок стены и стала изображать танец над волнами двух диковинных, дышащих воздухом чёрно-белых рыб. Всё бы ничего, но вот только взгляды у них получались жутко умные и изрядно хитрющие. Только Сибелис хотел подтвердить, что дельфины действительно – сообразительностью вряд ли уступят некоторым не шибко умным личностям, как за окном раздался шум и лёгкое шелестящее хлопанье, перекрывшие даже ворчание непогоды. Обернувшись туда, люди немало удивились – освещённая светом, на перилах балкона сидела и прихорашивалась преизрядных размеров белая птица.