Мири шмыгнула носом:

— Лиля, я не понимаю…

После того случая на поляне у Миранды иногда прорывалось «мама», но редко. И Лиля не давила на девочку. Ни к чему. Все придет в свое время.

— Чего?

— Почему ты сердишься?

Лиля смотрела в синие глаза. И злость стихала.

Мири действительно не понимает.Она не со зла. Она просто так воспитана. Она — аристократка. А место остальных — за плинтусом. Прикажет — и выпорют.

— Подумай, малышка… — Лиля заговорила мягко и серьезно. — За что ты грозилась выпороть мальчика на конюшне?

— А чего он задается?

— Задается, да. Ты считаешь, он не имеет на это права? А как звали первого короля? Посмотрим в летописях?

Мири потупилась. А Лиля развила успех:

— Он знает лучше. И за это ты грозишься его наказать? Так?

Девочка хлюпнула носом:

— А если он дразнится?

— Но ты ведь правдане знаешь. Вот и получается, что ты хоть и графиня, но глупая. А он вирманин, да умный.

— Это же нечестно!

— А кто тебе мешает выучить? Он бы тебе: знаешь, кто королем был? А ты ему — да, знаю. Такой-то и разэтакий. А ты вот это знаешь? Не знаешь. И получаешься ты балбес, а я умная. Потому что графиня.

Миранда опустила голову. Потом все-таки подняла лицо.

— Лиля, а почему он смеет быть умнее меня? Я же графиня?

— А ты много знаешь о вирманах?

— Ну-у-у…

— Опять не знаешь. Невежество, милая моя, не оправдание. Это плохо. Очень плохо. А то бы знала, что Бьерн, — имя мальчика выплыло неожиданно, — сын корабела.

— И?

— Те, кто строит корабли, у вирман почитаются весьма высоко. У вирманина корабль — это добыча, а часто и жизнь. Поэтому Бьерн соответствует сыну какого-нибудь барона. Из не особо богатых. И твой титул тебе особых преимуществ не дает. Знаешь, почему эти мальчики и девочки так старательно учатся? Они понимают, что это — возможность принести на свою родину что-то новое, важное, интересное. А тебе учиться не надо?

— Я же графиня… — Но уверенности в голосе уже не было.

Лиля фыркнула:

— А выше тебя — герцоги. И принцы. Вот представь себе, радость моя, захочешь ты замуж… Захочешь?

Миранда кивнула.

— А за кого тебя выдавать? Жена должна и поместье вести, и счета проверять, и за управляющим следить. Я бы сказала, обязана. А еще — быть интересной для мужа. А иначе бросит тебя где-нибудь в глуши и носа не покажет.

— Как папа?

Малявка ударила в самое больное место. Как обычно и делают дети — по незнанию. Но — неприятно.

— Да. Вот когда увидишься с папой — спроси. А он тебе скажет, что я была толстой, глупой и противной. И ему не хотелось со мной даже разговаривать.

— Я не толстая!

— Зато собираешься стать глупой и противной. Уверяю тебя, тучность мне твой отец простил бы. А вот все остальное…

— Ли-и-иля…

— Ну да. Вот возьмет тебя супруг в общество, а ты там и ляпнешь — мол, я считаю основателя нашего королевства, Сидора Восьмого…

— Не было такого!

— Хоть что-то помнишь. Но ляпнуть-то можешь. А что потом? Оконфузит тебя барон, а ты на весь дворец ему: на конюшне запорю!!! Вот позорище-то будет. И ничего не знает, и еще на других лает…

Мири уже откровенно расклеилась. По розовым щечкам текли слезинки. Сейчас уже не показушные. Она просто плакала, не пытаясь вызвать к себе сочувствие. Расстроилась.

И неудивительно. Выговор делался холодным, резким и язвительным тоном. Чтобы прочувствовала.

— Лиля, а что мне тогда делать?

— Учиться. Да так, чтобы любого за пояс заткнуть.

— А если неинтересно?

Лиля вздохнула, вышла из-за стола и опустилась на колени рядом с девочкой.

— Малышка, а ты думаешь, мне так интересно заниматься всеми хозяйственными делами?

— Ты же занимаешься?

— А ты — будущая графиня. Ты обязана. Если что-то случится со мной и с твоим папой, именно ты должна будешь вести хозяйство. А ты даже урок выслушать не можешь. Ну куда это годится?

Мири всхлипнула:

— Лиля, я больше не буду…

— А что ты должна сделать?

— Э-э-э…

— Тебя ведь сейчас опять начнут дразнить?

— Начнут.

— Тогда советую сделать так…

Вечером Мири с довольной улыбкой отчитывалась перед Лилей.

— А ты была права. Я вхожу, а Бьерн мне, мол, получила, графиня недоученная?

— А ты ему?

— А я ему — сам недоученный. А если хочешь — десять дней нам на подготовку. И на соревнование.

— Согласился?

— Еще как!

— Тогда эти десять дней нам надо серьезно заниматься.

— А ты мне поможешь?

— Обязательно.

Аделаида Вельс была в отчаянии. План соблазнения провалился. Мягко говоря.

Джерисон ее избегал.

Нет, граф не шарахался демонстративно в сторону, он не отобрал у нее свои подарки, но… Он не извинился за побои. Он больше не разговаривал с ней.

Ее словно и вовсе не существовало. А ведь это сильно нарушало ее планы на жизнь. И ставило саму жизнь под угрозу. Кто еще защитит ее, кроме Джерисона? Как только она вернется домой… ох-ох-ох… даже если ее не отдадут палачам — все равно ни жизни, ни репутации… только в публичный дом идти.

И Аделаида решилась.

Она подождала, пока чуть сошли синяки, уродовавшие лицо, и однажды ночью снова поскреблась в дверь его сиятельства.

— Войдите… А, это вы, госпожа? Что вам угодно?

Голос был ледяным и ироничным. И Аделаида рухнула на колени.

— Джерисон, выслушай меня!

— Не хочу. Нам не о чем говорить.

— Я не виновата ни в чем!

— Да неужели? И не моими подарками были оплачены покушения на мою жену?

— Я не виновата! У меня все отбирал Алекс!

— Да неужели? В постели?

— Я никогда не спала с ним! Алекс не был моим любовником! И мужу я не изменяла!

— Вот как? А твой любовник утверждает другое.

— А что ему остается делать? Он просто лжет! Подумай сам! Он был моим опекуном! Он мог выдать меня замуж второй раз! Я обязана была его слушаться!

Джерисон вздохнул. Вообще-то да.