Вино показалось кислым и совсем не шибало голову. Зато набили животы. Рассиживаться не дали. Тюльков по рации спросил, чем занимается батарея.

– Перекусываем вместе с пехотой, – ответил Карелин. – Минометный взвод уничтожили, один «самовар» невредимый захватили с запасом мин. Патронами разжились, гранатами.

– Кончайте привал, – приказал Тюльков. – С вашей стороны батарея 105-миллиметровок по переправе бьет. Прислушайся, откуда, и уничтожь.

– До них с полкилометра, – подсказал старший лейтенант, командир роты. – Я покажу. Мы вчера туда пытались сунуться, нас пулеметным огнем накрыли.

– С пулеметами мы справимся, – сказал Карелин, но прозвучало легкомысленно.

Полкилометра – это расстояние. И немцы так просто батарею уничтожить не дадут. Можно и на мины нарваться, и на противотанковые ружья.

– Давай, старлей, закругляйся, – дал в свою очередь команду Павел Карелин, теперь комбат. – Двигаем в сторону гаубиц. Сколько их там?

– Было четыре. Одну из тяжелой самоходки накрыли.

Мрачные предчувствия Карелина сбылись. После короткого боя с минометным расчетом, с которым справились сравнительно легко, он словно заново услышал звуки пушечных выстрелов, пулеметные и автоматные очереди, взрывы гранат. По соседству шел бой куда серьезней.

Над соснами поднимался густой маслянистый дым. Похоже, горела то ли самоходка, то ли танк. Пехота вступила в перестрелку, перебегая от дерева к дереву.

Увеличили ход и пару раз пальнули, чтобы поддержать бойцов. Карелин и наводчик Никита Янков наблюдали за местностью внимательно, но с короткоствольными 75-миллиметровыми пушками столкнулись внезапно. Это были старые, выпуска двадцатых годов, легкие орудия, из которых навесным огнем обстреливали переправу.

Ствол-обрубок, щит, согнутый под углом. Пушки весили без лафетов четыреста килограммов, и расчеты легко перекатывали их с места на место. Наверное, пушек вчера на этом месте не было, иначе ротный бы предупредил. Сейчас оба орудия обнаружили разведчики и сразу открыли огонь из автоматов.

И все же первый выстрел был за немецкими артиллеристами. Короткие стволы не позволяли разгонять до нужной скорости бронебойные стальные болванки. По танкам они вели огонь чаще всего специальными фугасными снарядами, массивными, с небольшим количеством сильной взрывчатки.

Карелин разглядел вспышку, и через долю секунды раздался сильный взрыв. Одна из самоходок опередила своего комбата, и первый выстрел был направлен в нее. Фугас пробил рубку, взорвался, разметав командира машины, наводчика и заряжающего. Возможно, кто-то из них был еще жив, но сдетонировали несколько снарядов в боеукладке, а затем рванул весь боезапас.

Наводчик Никита Янков растерялся и выстрелил по вспышке, хотя опасность представляло второе орудие, расположенное метрах в двенадцати. Снаряд наверняка был в казеннике и предназначался экипажу лейтенанта Карелина.

– Мама, – ахнул Никита Янков, доворачивая ствол и чувствуя, что второй раз выстрелить не успеет.

Но самоходку Карелина спасли разведчики. Сержант и его напарник двумя прыжками взобрались на капонир и открыли огонь длинными очередями по орудийному расчету. Главное, они успели срезать наводчика, готового нажать на спуск.

Упал командир орудия, старший унтер-офицер с серебристыми погонами. Пытались бежать трое-четверо из расчета, но разведчики стреляли в упор, и спастись удалось лишь заряжающему и рядовому, подносившего из боковой траншеи ящики со снарядами.

Пока разведчики разбирали трофеи, отстегивали часы, Карелин снял танкошлем и подошел к взорвавшейся самоходке, от которой осталась нижняя половина. Рубку разнесло, орудие отбросило в сторону, на обломках плясали языки пламени, и доносился запах жженой человеческой плоти. Четыре человека были разорваны и сгорели в течение нескольких секунд.

Павел перехватил взгляд одного из молодых командиров. Это был младший лейтенант на залатанной самоходке, прибывшей вчера из капитального ремонта. Вместе с наводчиком и заряжающим они, вытянув шеи, разглядывали остатки машины.

Младший лейтенант наверняка представлял бой по-другому. Атака, меткие выстрелы, вражеские снаряды, которые пролетают мимо. Он бьет во вражеский танк, попадает в цель, и ему перевязывают легкую рану на руке. А друзья хлопают его по спине и хвалят за меткий выстрел.

Не было ни атаки, ни легкой раны. Ударила из засады пушка со стволом, похожим на обрубок, и в секунды самоходная установка со всем экипажем исчезла в огненном клубке. Механик, единственный опытный человек в экипаже младшего лейтенанта, окликнул застывшего командира:

– Проверьте снаряд… и придите в себя, наконец. Чурюмов с оставшейся самоходкой и танком Т-60, который передал ему Тюльков, двигаясь более осторожно, увидел впереди дот. Плоская бетонная коробка с тремя амбразурами. К Чурюмову подбежал конопатый красноармеец и замахал руками:

– Там мины впереди. Сегодня ночью его взорвать хотели, а двое саперов сами подорвались.

– Ну и что с ним теперь делать? – насмешливо спросил старший лейтенант:

– Расстрелять, наверное… у вас ведь пушки. По-другому его не возьмешь.

Подошел старшина. Козырнул и обстоятельно доложил, что он оставлен здесь с отделением караулить дот.

– Чтобы не сбежал?

– Чтобы такие как вы, резвые, под огонь не нарвались, – с достоинством отозвался старшина. – Там пушка-«пятидесятка» и два пулемета. Дот так себе, построили второпях. Да еще болото крутом. Но держит все вокруг под обстрелом.

Старшина, видать по всему, повоевал. На телогрейке пришиты две ленточки за ранения и медаль «За боевые заслуги».

– Вы кто? – спросил Чурюмов.

– Командир пулеметного отделения. Только из пулеметов у меня один «Дегтярев» остался. «Максим» час назад разбили. Кроме дота, раненых охраняю, ждем, когда их вывезут.

– И долго ждете?

– Двое суток, – разозлился старшина. – Если есть закурить, дайте пачку махорки на всех. И раненым хоть десяток сухарей. Сидим без харчей.

Поделились махоркой, дали старшине пару банок консервов и буханку хлеба. Сам старшина есть не стал, а передал продукты конопатому бойцу. Закурив, кивнул на дот:

– Шарахните по нему. Не такой он и мощный. Наспех строили.

Старшина нравился Чурюмову своей обстоятельностью. Обсудили ситуацию.

– Если бетонный, – сказал Чурюмов, то стены крепкие. Нашим калибром не возьмешь.

– В амбразуры бейте.

– А пушка? Засадят в лоб. Надо с фланга. Подъехать поближе метров на двести, и в крайнюю амбразуру засадить.

Зная, что с минуты на минуту его поторопит по рации Тюльков, попросил старшину:

– Помоги провести машины, чтобы в мины не вляпаться. С фланга ударим.

Старшина не был бы старшиной, если бы не поторговался: