– Нормально? – Алена неуверенно коснулась своих коротких волос.

– Просто шикарно, – почти не соврал Матвей. – Набрать еще пару килограммов для пикантности форм – и можно замуж.

Шутку про замужество она не оценила, раздраженно и совсем по-женски дернула плечом. Раз раздражается, значит, оживает. Это, как сказал бы Петрович, хороший признак. Вот бы еще подремала чуток перед дорогой, было бы совсем хорошо. А то ходит хвостом, не дает сосредоточиться…

Подумать Матвею было над чем. Уже с наступлением вечера он вдруг сообразил, что, принимая во внимание открывшиеся у них с Аленой паранормальные способности, ночная поездка – это далеко не самый лучший вариант. Вот сейчас как повылазят эти… неупокоенные! Ставр ему, конечно, все популярно объяснил, но одно дело – теория, и совсем другое – практика. Может, Ставр ошибается? Может, они не всегда безобидные? Опять же как отреагирует на этих неупокоенных Алена? Еще, не дай бог, снова решит, что сошла с ума, переубеждай ее потом. Он вон даже про Ставра ей рассказать не решился. Да и как такое объяснить?! Тем более что Ставра она отчего-то не видит. Еще чего доброго сочтет Матвея сумасшедшим. Слишком много чокнутых на квадратный метр.

Прийти к правильному решению Матвей так и не смог – из комнаты раздался истошный Аленин крик.

…Она стояла у распахнутого настежь окна и покачивалась из стороны в сторону, точно под порывами ветра. Начинается…

Матвей уже знал, что там, снаружи, но знание это, увы, не добавляло храбрости. Как-то он еще не привык к общению с потусторонним миром. Алена тоже не привыкла, хотя, если уж быть до конца честным, с нею на связь выходили почаще, чем с Матвеем.

– Не бойся. – Он крепко обнял ее за плечи, попытался оттащить от окна.

Взгляд тем временем упал на стоящего снаружи старичка. Тот кивал лысой головой, тянул к ним с Аленой руки и бормотал что-то неразборчивое. За его спиной роились мотыльки. Если бы не эти чертовы мотыльки да не накатывающий волнами холод, старичка запросто можно было принять за живого.

– Ты это видишь? – Шепот Алены тоже был едва различим, а цветом лица она мало чем отличалась от незваного гостя.

– Вижу, – сказал Матвей как можно более спокойно.

– И бабочек, и дедушку?..

– И бабочек, и дедушку.

Он прижал к себе Алену, хотел было захлопнуть окно, когда старик заговорил:

– Сынок? А, сынок? – Дребезжащий голос звучал вроде бы прямо в Матвеевой голове, и факт этот вызывал почти неконтролируемое желание заткнуть уши.

– И слышишь? – шепотом спросила Алена.

– Чего тебе, дед? – Нужно уметь заглянуть в глаза собственному страху. И неважно, что глаза эти светятся в темноте нездоровым голубоватым светом…

– Мне бы поговорить, сынок. – Старик сделал шаг к раскрытому окну, и Алена испуганно взвизгнула.

– Ну, говори. Только быстро, дед. Времени у нас мало. – Что тут делать?! Со Ставром Матвей уже общался. Одним покойником больше, одним меньше…

– Матвей, он мертвый. – Аленины ладони были ледяными и влажными, а говорить у нее получалось с трудом из-за клацающих зубов. – Или это таблетки?..

– Так я мертвый и есть, внучка. – Дедок снова закивал. – Четыре дня, как преставился. Да ты не бойся, я не обижу.

Вот покойники, оказывается, бывают вполне миролюбивыми… Еще, гляди, они с Аленой и привыкнут к такому диву…

– Дед, так чего хотел? – спросил Матвей строго.

– Весточку передать супруге своей. Умер во сне, не успел предупредить… – зачастил дед. – Внучка у нас осталась. Здоровая девка уже, учиться ей нужно. Да не тут, а в городе. Я ей на учебу деньги откладывал, а сказать забыл. Ты супруге моей передай, что деньги в сапоге, а сапог на чердаке. Сама она туда никогда не заглянет, что ей на чердаке-то делать?! А девка здоровая уже, ей учиться нужно. Так передашь? – спросил дед заискивающе.

Матвей представил себе эту дивную картину и мысленно застонал. Еще хорошо, если дедова жена его просто шуганет с такими вестями, а может и милицию вызвать.

– Она тебе не поверит, сынок. – Дедок снова закивал. – Так ты ей тогда скажи, что с Зинкой Павлючихой у меня ничего не было, что наговоры это. Про Зинку она точно поверит, а там, глядишь, и про деньги.

Да уж, про несостоявшийся адюльтер информация куда убедительнее, чем про запрятанные в старый сапог деньги. Матвей вздохнул.

– Хорошо, дед, передам, – сказал он после недолгих раздумий. – Ты где жил-то?

Матвей записал продиктованный адрес, выслушал благодарности и, пожелав деду счастливого пути, захлопнул наконец окно.

– Может, выпить хочешь? – Он обернулся к белой, как полотно, Алене. – Тебе, наверное, еще нельзя, но вдруг поможет?

– Хочу. – Она не сводила взгляда с занавешенного окна. – Ты мне только скажи, что это не галлюцинации.

– Это не галлюцинации, – послушно повторил Матвей, закуривая.

– А что?

– Ты про деда? Я не слишком силен в классификациях, но по ходу это призрак. Неупокоенный дух. Покойник. Называй как хочешь.

– Я никак не хочу. – Она протестующе замотала головой.

– Понимаю. – Матвей глубоко затянулся, взял Алену за руку, потащил в кухню. – Я тоже не хочу, но поделать ничего не могу. Слушай, у тебя в роду экстрасенсов случайно не было?

– Нет. – Она замерла посреди комнаты с широко распахнутыми глазами. – У меня все нормальные были. И дед, и бабушка, и родители.

– Все нормальные, а ты вот получилась ненормальная, – ухмыльнулся Матвей. – Я думаю, что ты и в психушку попала из-за этих своих способностей. Жила себе жила, а потом бац – и начала видеть всякое. На твоем месте любой бы умом тронулся от такого счастья.

– А ты? С тобой что?

– Не знаю. – Матвей задумался.

А ведь правильный вопрос! Отчего он, во всех отношениях нормальный мужик, сделался вдруг экстрасенсом?! Может, от прадеда нахватался? Мама рассказывала, что прадед был человеком необычным, таких сейчас принято называть народными целителями и показывать в «Битве экстрасенсов». Умел погоду предсказывать, болезни заговаривать, в травках разбирался. Может, и видел что необычное, да не болтал. Да что там, Матвей и сам видел! В детстве, лет так до пяти. Много всякого странного, иногда страшного. Мама говорила, что прадеда описывал в мельчайших подробностях, хотя тот умер незадолго до его рождения. Еще и приветы от него передавал. А на кладбище заходился таким истошным ревом, что взрослых брала оторопь. Матвея даже хотели показать психиатру, на всякий случай, но видения прекратились, и прадед больше никому приветы не передавал. А потом и вовсе забылось все. Почти все…

– У меня это, похоже, наследственное. От прадеда, – сказал он не слишком уверенно, а потом добавил: – И не надо на меня так смотреть. Мне это тоже не особенно по душе.