В этот момент на арене стало очень шумно: в помещение вбежал десяток гвардейцев в своих легких доспехах и с мечами наголо, а следом за ними на арену влетели Вила и Гарен.

Бой замер. Я не поверил своим глазам, увидев гвардейцев, которые, очевидно, пришли остановить смертоубийство, но еще больше меня удивило наличие в этой компании жирного Гарена — человека, которого я все же очень хотел убить.

Придворный лекарь и сам не выглядел слишком радостным — я чувствовал это по его эмоциям, но внутри него шла внутренняя борьба между отвращением ко мне и чувством долга перед королем.

Вот эмоции Вилы были однозначны — она очень волновалась и сейчас была рада, что они все же успели. Видимо, одна из ее птичек принесла фаворитке весть, что на арене творится что-то странное.

Гвардейцы мигом скрутили своих поникших сослуживцев, еще несколько человек оттащили в сторону бесчувственного дворянина и его убаюкивающего сломанное колено товарища.

— Антон! Я рада, что мы успели! — графиня де Шонц уже была рядом и помогала мне доковылять до ближайшей лавки.

— Я вижу, у вас хватило ума не убивать этих благородных юношей… — прошипел подошедший Гарен, который уже успел убедиться, что бесчувственный дворянин еще дышит.

Я волком посмотрел на придворного лекаря, на что он только закатил глаза. Видимо, Гарена удивляло то, что я не принимаю его ненависть к моей персоне как должное.

Лекарь быстро посмотрел мою ногу, снял с пояса флягу и, плеснув водой прямо на штаны, схватился руками за перелом. Больно было — не пересказать, однако я уже через несколько секунд почувствовал, как по ноге прокатился жар сил целителя, а раздробленная кость, разрывая окружающие ткани, собиралась на место.

Силен, тварь. Другой лекарь бы потратил на это не менее десяти минут, да еще не смог бы закончить за один подход, а этот садист собрал мою кость и привел в порядок ногу меньше, чем за минуту. Правда, я чуть не потерял сознание от боли, но опыт жизни в темнице был еще достаточно свеж, так что ограничился только тихими проклятиями и русским матом в уме.

Ничего не говоря, Гарен отпустил уже целую ногу, после чего двинулся прочь с арены. Внутри магика кипела злость на то, что король оставил меня в живых, но он ставил долг превыше своих желаний. Так что сделал все, что должен был.

Наконец-то появилась возможность поговорить с Вилой, с которой мы как-то внезапно остались наедине.

Я чувствовал исходившую от женщины тревогу за мою жизнь и радость, что они подоспели вовремя — еще десяток секунд и мне бы пришлось убивать гвардейцев, что поставило бы мою персону вне закона на территории всей Клерии. Потерять такой актив король не мог, да и меня перспектива пуститься в бега, оставляя за собой дорожку из трупов, не особо прельщала.

Я оперся на руку женщины — наступать на исцеленную ногу было все еще больно и, зная по собственному опыту, это чувство сохранится еще как минимум несколько часов.

— Что, следили за мной, графиня? — спросил я прямо де Шонц.

— Скорее, оставила наблюдателей для подстраховки, — призналась Вила, — и оказалась права. Слишком многим твоя фигура мозолит глаза.

— И что будет дальше?

— Это все замнут, будто ничего и не было. Никто не хочет говорить вслух о том, что безродный выскочка отправил двоих дворян отдохнуть на песке, отбиваясь при этом еще и от двух баронских сыновей-гвардейцев.

— Но этим же четверым не сойдет все с рук?

— Ну, братья куртку со змеем больше никогда не наденут, а вот с остальными двумя, увы. Рычагов давления у нас нет, — честно ответила на мой вопрос графиня.

На секунду я пожалел, что не прибил всех четверых сразу же, пустив в ход магию, но эта мысль быстро улетучилась. Я планировал выжить в этом гадюшнике и отдохнуть пару лет перед тем, как Матерь вырвет жизнь из Лу, чем, скорее всего, убьет и меня.

Меня окатывало теплом и приятными ароматами трав, исходившими от тела идущей рядом графини, от чего в мозгу шевельнулись непрошенные мысли. Она все еще была красива и желанна, но при этом все так же абсолютно для меня недоступна.

Проводив меня в покои, Вила де Шонц удалилась, а я остался наедине с самим собой. Горячка боя прошла и сейчас я чувствовал себя так, будто бы попал под грузовик — абсолютно разбитым. Левая рука, по которой я пропустил удар, тупо ныла, по ней растекался огромный синяк. Перелома не было, так что Гарен не посчитал необходимым исцелить мой ушиб, хотя сейчас я бы потерпел десяток секунд ради того, чтобы вернуть полную подвижность руки. Я знал, что уже к вечеру боль отступит и мне станет легче, но вот прямо сейчас очень хотелось пожалеть себя любимого.

Остаток дня я провел в своих покоях, пооткисал в горячей ванне, после чего спокойно улегся спать. Завтра было много дел, плюс, надо было поговорить с королем на тему неожиданного нападения. Сегодня я не потащился к Каю, все, что ему нужно было знать, сообщит Вила.

Посреди ночи меня разбудил громкий стук в дверь. Снаружи что-то происходило и звуки, как и отголоски мыслей снующих туда-сюда людей, мне совсем не нравились.

— Антон! Это Орвист! Открывай! Срочно!

Я завернулся в простыню — предпочитал спать голышом — и сонно отворил дверь.

На пороге стоял взлохмаченный виконт, который держал в руках свою броню и меч.

— Ты чего? — я еще не до конца проснулся и силился понять, что происходит.

— Корабли в гавани! Антон! Война! Вот-вот начнется штурм города!

Меня пронзило осознание: началось. То, к чему так долго готовились и чего все так ждали, началось темной майской ночью без официального объявления войны, которое было тут, конечно, желательным, но необязательным. Париния решила нанести сокрушительный удар сразу по столице соседнего королевства и закончить боевые действия одним махом. А победителей потом не судят.

Быстро одевшись и прихватив с собой меч, я отправился следом за Орвистом. По распоряжению Вилы, я присоединюсь к тем двум десяткам гвардейцев, которые будут охранять короля. А чтобы меня ненароком не зарубили свои же, придется нацепить форменную куртку с синим змеем на спине.

Уже подходя к казармам, рядом с которыми разместился и арсенал и склад одежды, я застыл посреди двора.

— Ты чего? — спросил Орвист.

Лу.

Все дело было в ней.

Богиня, с которой я был связан физически и все раны которой напрямую отражались и на моем теле, сейчас была в городе, в своем храме. Гордая богиня Лу, которая уже смирилась с тем, что выполнить договор Матери она не в силах, будет сражаться до последнего — одного своего святилища она не так давно лишилась, да и терять ей было особо нечего. Что такое четыре года для божества? Пыль.

Я же отчетливо почувствовал дыхание приближающейся гибели. Нужно было каким-то образом достучаться до богини и вытащить во дворец, но на все попытки установить контакт с помощью магии ответом мне была лишь пустота.