Я проехал между Алькамо и Кампореале по дороге, поднимавшейся по массивным пологим холмам к Сан-Джузеппе-Ято. Я объехал вокруг города, и передо мной открылись зеленеющая и безупречная в своей чистоте долина, бескрайнее море, огромная скатерть, покрытая оливковыми рощами и виноградниками, грецкими орехами, хурмой и миндальными деревьями, полями томатов, баклажан и перцев. Коричневые квадраты вспаханной земли чередовались с квадратами зеленеющей травы, на которых паслись овцы и козы. Ну, прямо картина, описанная Феокритом:

Долина, с трех сторон окруженная величественными кругами откосами, убегала вдаль, сверкая в лучах полуденного солнца.

* * *

У города Сан-Джузеппе-Ято репутация второй цитадели мафии, но это меня не очень волновало. Гораздо больше меня заинтересовал мужчина, продававший из своего фургона дикий шпинат в мешках. Овощи были похожи на гибрид листьев редиса и ракеты. Продавец оказался разговорчивым.

— Где это растет?

— На холмах.

— А как вы их готовите?

— Сначала варим в кипящей воде, потом тщательно сушим и жарим с чесноком.

— С чем же вы это едите? С пастой?

— О нет. С сосисками. С сосисками очень вкусно.

— Почему именно с сосисками?

— Потому что этот овощ слегка горчит, а у сосисок богатый вкус.

Казалось, все точно знали, почему что-то нужно есть именно с этим, а не с тем. Размышляя над услышанным, я снова выехал на вьющиеся по холмам дороги и направился в Палермо окружным путем — через Монтелепре.

* * *

Мне хотелось побывать в Монтелепре с тех самых пор, как мальчишкой я прочитал «Господи, защити меня от моих друзей» Гевина Максвелла. Это был рассказ о Сальваторе Джулиано, «короле Монтелепре», о бандите и убийце, наделенном харизмой и умением рекламировать себя. Конец его царствования наступил в 1947 году, когда он и его банда зверски расправились с одиннадцатью деревенским жителями, собравшимися отпраздновать Первомай.

Причины этой невиданной доселе жестокости — немыслимой даже в стране, где подобным трудно удивить, — за гранью понимания. Есть масса догадок и предположений, но ответов на вопросы, кто приказал учинить расправу и почему, до сих пор нет. Весьма вероятно, что Джулиано был обманным путем втянут мафией и ультраконсервативными сицилийскими политиками (если это верно, то данный случай не первый и не последний в истории Италии, когда мафия и правые экстремисты объединяются для достижения общих целей). Шокирующее событие вызвало такую волну гнева, что судьба самого Джулиано была предрешена. В годы правления мафиозного босса Калоджеро Виццини между ним и государством не существовало открытой конфронтации, она проявилась потом, при Того Риина. Джулиано был выдан и, как считают, убит своим кузеном, когда его публичная активность перевесила его значимость. Вскоре после этого и самого кузена отравили в тюрьме. Такова сомнительная и отвратительная сказка, столь же типичная для одной стороны Сицилии, как и строки Феокрита — для другой.

Дорога между Сан-Джузеппе-Ято и Монтелепре проходила по скалистой, каменистой и труднодоступной земле. Даже при ярком солнечном свете территория поражала суровостью и бесплодностью. Не слышно было ничего, кроме шума ветра и доносившихся издалека звуков колокольчиков на шеях отец или коз, а о присутствии человека говорили лишь несколько маленьких, тощих черных коров. Воображение подсказывало картины о том, как Джулиано, выросший здесь, скрывался в этих местах.

Однако удивительнее всего, сколь близко, казалось бы безжизненные, просторы находятся от оживленного побережья. От Монтелепре всего каких-нибудь пятнадцать километров до Монделло, роскошного морского курорта, который многие предпочитают Палермитани, однако эти два города олицетворяют совершенно разные миры. Монделло — забитый отелями, ресторанами, барами, магазинами, где торгуют пляжными товарами и отвратительными безделушками, и людьми, щеголяющими дорогими туалетами и кремами для загара, — символ современной коммерциализации. В Монтелепре, с его балконами, на которых сушится белье, с его узкими крутыми улочками, мало людей и мало магазинов. С 1950 года, с момента смерти Джулиано, город заметно изменился; на склонах холмов вокруг него появились красивые виллы, говорящие о том, что он уже не так беден, как когда-то, но по-прежнему погружен в свой внутренний мир, и в нем царит дух обособленности и изолированности. У меня не было желания задерживаться здесь.

* * *

На дороге из Монтелепре в Палермо, которая пролегала в горах, я увидел мужчину, стоявшего на краю скалы. Рядом с ним — в небольшом загоне запыленные, волосатые аспидно-серые свиньи. Я свернул в его сторону и остановился во дворе хозяйства, по сравнению с которым неуютная ферма кажется образцовым сельскохозяйственным предприятием.

— Свиньи? Это дикие кабаны, — подивился мужчина. — Они не мои. Меня попросили присмотреть за ними. У них очень вкусное мясо. Особенно хороши сосиски.

— А салями?

— Salamini? Да, конечно. Хотите попробовать?

— Хочу. Почему нет?

— Джакомо! — крикнул он. — Джакомо!

На крик появился крупный мужчина с бритой головой — вылитый киллер.

— Этот мужчина хочет купить salamini.

— Она там, — кивнул бритоголовый и показал на здание на другой стороне дороги, с зеленой вывеской «Генуэзская свинина» — «Suino Genovese». Оно было таким же обшарпанным, как и двор, где начался разговор. Мы перешли дорогу, и он отпер тяжелую дверь, которая вела в просторное помещение для рубки мяса с большим холодильником — там лежали колбасы разных размеров.

— Что в ней?

— Только мясо. Соль, перец и немного красных специй.

— Пеперончино?

— Нет. Красные специи.

— Давно они здесь лежат?

— Несколько дней.

Он явно не отличался разговорчивостью.

Я купил три небольшие колбасы за пять евро. Возможно, он проявил предприимчивость, но мне сумма показалась вполне приемлемой, особенно если учесть все обстоятельства этого эпизода. Позднее, сидя на солнышке на мосту, под которым медленно текла вода, я съел одну из них. Колбаса была свежей, мягкой, обладала тонким мясным вкусом, с пропорциональным содержанием жира, а перец и «красные специи» придавали остроту. Наверное, это красный стручковый перец, подумал я, или, что более вероятно, — молотый чили.

Пока я там сидел, ко мне подошел смуглый мужчина с мобильным телефоном в руке и попросил разрешения взглянуть на мою карту. Пожалуйста, я не возражал. Какое-то время он внимательно изучал ее, потом вернул.