– Нет, нет, нет. Это просто все часть семейного предания. У нас в семье это все знают. Как сказку о Златовласке или о Золушке. А произошло вот что. Гранд заказала столовый набор из чистого серебра: двенадцать колец для салфеток, на каждом из которых было выгравировано имя Риты Синтии и дата ее дебюта. Бабушка хотела положить начало традиции – чтобы и у других дочерей тоже были потом такие же наборы, – но получилось все не так, как она рассчитывала. Гранд устроила грандиознейший прием и пригласила на него гостей с таким расчетом, чтобы Рита могла завести там полезные знакомства. Ну, вы понимаете, со светскими холостяками и всякими записными потрясающе подходящими женихами.

– Это с теми-то, что были в Ломпоке?

– Ну, нет, конечно. Они понаехали отовсюду. И из округа Мэрии, из Уолнат-Крик, из Аттертона, Сан-Франциско, Лос-Анджелеса, Бог знает откуда еще. Бабушке ужасно хотелось, чтобы Рита, как тогда говорили, "удачно вышла замуж". А Рита влюбилась в вашего отца, который работал на этом приеме.

– Официантом?

– Совершенно верно. Кто-то из его приятелей работал в фирме, обслуживающей такие приемы, и попросил его в тот вечер помочь. Тетя Рита стала потихоньку ото всех встречаться с Рэнди Милхоуном. Все это происходило в самый разгар Великой Депрессии. Милхоун работал в то время на почте здесь, в Санта-Терезе. То есть вообще-то он не был официантом, – добавила она.

– Ну что ж, слава Богу, – сухо проговорила я, но Лиза не поняла иронии. – А на почте он чем занимался?

– Разносил письма. Был "нецивилизованным служащим"[20], как презрительно называла его тогда бабушка. С ее точки зрения, он был никем и ничем, никчемным человеком, хотя и белым ... из самых низов, и к тому же слишком старым для Риты. Бабушка узнала, что они встречаются, и закатила грандиозный скандал, но все ее усилия оказались напрасны. Рите уже исполнилось восемнадцать, и она была жуткой упрямицей. Чем больше бабушка протестовала, тем сильнее она упиралась. А к ноябрю ушла из дома. Просто сбежала и вышла за него замуж, не сказав никому ни слова.

– Вирджинии она сказала.

– Правда?

– Да. Тетя Джин была на свадьбе одной из свидетельниц.

– Ах вот как. Я этого не знала. Хотя это по-своему естественно. Но когда Гранд все узнала, она так рассвирепела, что выгнала Риту из дома вообще без единого цента. Даже серебряные кольца для салфеток не разрешила ей взять.

– Ужасная участь. Пожалуй, лучше уж сразу умереть, чем жить без колеи.

– Ну, тогда Рите, наверное, именно так и казалось, – заметила Лиза. – Не знаю, что бабушка сделала с остальными, но всякий раз, когда семейство собиралось за столом, каждой из нас до смерти хотелось получить одно из этих колечек. У Гранд образовалась целая коллекция самых разных колец ... все английского серебра, но в разных стилях и с разными монограммами, – продолжала она. – Если бабушка ожидала от кого-то за ужином проявления грубости или непослушания, или еще чего-нибудь в этом роде, тому она клала салфетку, вставленную в кольцо с монограммой Риты Синтии. Она считала это чем-то вроде выражения осуждения или презрения. Знаете, у нее это было способом пристыдить кого-то, кто начинал ее плохо слушаться, она наказывала подобным образом всех своих внучек. Но дело кончилось тем, что мы стали соперничать друг с другом за право получить салфетку в этом кольце. Начали считать ее получение чем-то вроде почетной награды. Рита Синтия оказалась единственной в семье, кто сумел вырваться из-под бабушкиного каблука, и мы все восхищались ею. Поэтому мы обычно потихоньку собирались вместе и спорили, кому из нас быть сегодня Ритой. Та, которой выпадала очередь, начинала вести себя дерзко и вызывающе, бабушка, естественно, обрушивалась на нее как ведьма, и выдавала ей салфетку в кольце Риты Синтии. С бабушкиной точки зрения, это было вершиной позора, а с нашей – высшей наградой.

– И никто не мешал вам разыгрывать эти комедии?

– Ну, бабушка так ничего и не узнала. К тому времени она уже почти ничего не видела, и кроме того, мы были очень осторожны. В этом-то и заключалась главная прелесть игры. Я даже не уверена, замечали ли что-нибудь наши матери. Но если и замечали, то скорее всего в душе были на нашей стороне. Рита пользовалась у них всеобщей любовью, а на втором месте, чуть позади нее, была Вирджиния. Вот почему нам всем стало так плохо после ее побега из дома. Мы потеряли не только Риту, но в общем-то и Джин тоже.

– Вот как, – проговорила я, но сама еле расслышала свой голос. У меня было такое ощущение, будто меня ударили. Лиза, по-видимому, даже приблизительно не представляла себе, как подействовал на меня ее рассказ. Так значит, моя мать никогда не была для них живым человеком. Она была символом, ритуалом, чем-то вроде кости, за которую грызется свора одичавших и голодных бродячих псов. Я откашлялась: – А зачем они тогда поехали в Ломпок?

На этот раз настала очередь Лизы удивляться. Недоумение было неподдельным, я это видела по ее глазам.

– Мои родители погибли по пути в Ломпок, – осторожно проговорила я, словно объясняя нечто непонятное иностранцу. – Если они порвали с семьей, то зачем же они туда ехали?

– Не знаю, я никогда не задумывалась об этом. Возможно, они отправились на примирение, которое пыталась организовать тетя Джин.

Может быть, я как-то странно посмотрела на нее, потому что щеки Лизы вдруг вспыхнули.

– Наверное, лучше дождаться следующего приезда Таши. Она прилетает навестить нас раз в две недели и, мне кажется, сможет ответить на ваши вопросы гораздо лучше, чем я.

– Но почему же за столько лет никто ни разу не попытался найти меня?

– Ой, они пытались, я не сомневаюсь. То есть я точно знаю, что они хотели вас найти. Они часто разговаривали с тетей Джин по телефону, так что всем было известно, что вы здесь. Ну, что было, то было. Представляю, в каком восторге будут и мама, и Мора, и дядя Уолтер, когда узнают, что мы с вами познакомились. Вы обязательно должны к нам приехать.

Я чувствовала, что с лицом моим происходило что-то странное.

– И никто из вас не счел нужным приехать или как-то сообщить мне, когда тетя Джин умерла?

– О Господи, вы что, расстроились, да? Мне очень жаль, что так получилось. А в чем дело?

– Ни в чем. Просто я вспомнила, что у меня должна сейчас быть одна встреча, – ответила я. Часы показывали только двадцать пять минут десятого: все откровения Лизы заняли менее получаса. – Наверное, нам придется договорить в следующий раз.

Она принялась рыться в сумочке, достала дорожную карту и стала ее листать.

– Тогда, пожалуй, я поеду. Наверное, мне надо было сначала позвонить, но я подумала, что будет интереснее, если я заявлюсь неожиданно. Надеюсь, я не слишком все испортила. Вы не очень расстроились?