Селеста ответила не сразу. У затаившей дыхание Холли даже появилась надежда на то, что ее вопрос затонул в вое ветра.

– Она была сложным человеком, – сказала Селеста. И горько вздохнула.

Один порыв ветра заглох, и пока его не сменил новый, установилось почти затишье, позволившее Селесте еле слышно добавить:

– Алабама не заслужила, чтобы для нее все так закончилось.

Холли с пониманием кивнула. А потом – по причине, которую не смогла объяснить – обнаружила, что ее руки взметнулись к животу.

Она всегда осуждала беременных женщин, которые так делали; их руки словно притягивались к выпуклому животу всякий раз, когда кто-нибудь на них смотрел. Только раньше Холли не брала в расчет одного: возможно, эти женщины не искали чужого внимания. Они поступали так инстинктивно. Их руки сходились к самой хрупкой, самой уязвимой части тела. И вот теперь Холли повела себя так же, как одна из тех женщин, хотя уже не была беременной. «Надо же!» – подивилась она на себя.

Правда была в том, что Холли подумала примерно то же, что и Селеста, несколько месяцев назад, когда у нее случился выкидыш. Было много крови, очень много, больше, чем она ожидала. Холли посмотрела на кровь в туалете, и ее первой мыслью было: «За что? Я этого не заслужила».

Холли закрыла глаза и повернулась к океану, позволив ветру хлестать ее по лицу. Она всегда считала себя хорошим человеком. Наверное, каждый считает себя таковым – в той или иной степени. Но Холли всегда верила, что такова ее сущность. «Интересно, сколько плохих вещей должен сделать человек, прежде чем они выявят его истинную сущность, прежде чем вынудят его признать, что на самом деле он никогда не был хорошим человеком?» – задумалась Холли.

– Я целовалась с ее мужем. – Признание Селесты вернуло Холли из ее размышлений в реальность.

Она открыла глаза и с удивлением увидела, что по лицу Селесты теперь бесшумно струились слезы.

– Вот почему она уехала прошлой ночью. Алабама уехала из-за меня. Из-за того, что я сделала.

Взгляды Холли и Селесты встретились. И Холли отвела глаза. Она больше не могла смотреть на боль. Это было тяжелее, чем смотреть на слепящее солнце.

«Наверное, надо что-то сказать?» – подумала Холли. Да так и не сказала ничего. Ей очень хотелось оказаться человеком, способным помочь терзавшейся угрызениями совести Селесте. Но она теперь сознавала, что таковой не была. И потому просто продолжала стоять рядом, пока Селеста рыдала. Звук ее плача был неотличимым от рева бушующего океана и таким же безличным, как воющий ветер.

Чуть позже Селеста решила уйти. Она сделала вялую попытку увлечь с собой Холли и, похоже, испытала облегчение, когда та отказалась.

И пока Селеста возвращалась к парковке, Холли продолжила смотреть на воду, сосредоточив все внимание на хаотичных узорах из волн и чайках над водой, которые, казалось, парили по ветру, а не боролись с ним.

Выждав достаточно времени, Холли оглянулась через плечо. Парковка была теперь пустой. И Холли осталась совершенно одна. Повернувшись снова к океану, она подошла к самой его кромке и достала из кармана телефон Алабамы.

Занеся руку над головой, она постаралась забросить его как можно дальше в воду.

Глава 37

Селеста

Спустя два дня

Чикаго, штат Иллинойс

К тому времени как самолет Селесты совершил посадку в международном аэропорту О’Хара в Чикаго, она прободрствовала больше двадцати четырех часов. На этот раз ей досталось кресло у иллюминатора, и сидеть в нем оказалось намного комфортнее, чем быть зажатой в середине ряда, как в самолете, на котором она прилетела в Исландию. И тем не менее Селеста не сомкнула глаз.

Ее ночной рейс из Рейкьявика совершил промежуточную посадку в Бостоне, и подсевшие пассажиры заполонили салон гомоном с характерными американскими акцентами. Остановка продлилась три часа – достаточно для того, чтобы заскочить в «Бар гениев» в магазине «Эппл». Судя по всему, его гениальные сотрудники видели поломки и похуже, чем треснутый экран мобильника. Его замена заняла не больше часа.

Расстегнув ремень, Селеста провела пальцем по новому вставленному стеклу, вернув телефон к активной жизни из режима полета. Мобильнику потребовалась секунда, чтобы найти сеть. А затем он выплеснул поток уведомлений. Их оказалось меньше, чем бывало раньше, после каждого ее прилета. Но Селеста этому не удивилась. После похода по леднику она ничего не постила, а ее последние выложенные в Инстаграме сторис переместились в архив.

Селеста не ожидала какой-то особой реакции на свое молчание в Сети. Но, судя по уведомлениям, никто из ее подписчиков, похоже, не обеспокоился. «Интересно, – озадачилась Селеста, – они хотя бы заметили, что я прекратила постить, или мне можно вообще свернуть активность в Инстаграме, и это останется без внимания?»

Спустившись с борта по воздушному мосту, Селеста оказалась в малолюдном ярком терминале. Длинный зал был иллюминирован коммерческим освещением и утренним солнцем, свет которого проникал внутрь сквозь потолочные окна над головой. Еще из Бостона Селеста отправила Луи сообщение о том, что задержки рейса нигде не было. На что муж ответил ей одиночным «эмодзи» – жестом «о’кей». Селеста поморщилась, ощетинилась, но тут же стала противна самой себе. Как будто была вправе злиться на всех и всякого, не говоря уже о Луи.

Она проследовала за потоком пассажиров по залу терминала, мимо витрин магазинов, с нетерпением ожидавших дня. Впереди угрожающе навис скелет брахиозавра; череп точной копии вымершего существа почти упирался в потолочный свод.

«И кому взбрело в голову поставить в аэропорту такую странную штуковину?» – вяло пробурчала Алабама, когда они вылетали в Исландию. Ее рот был полон мармеладных червячков, которыми она разжилась в «Хадсон Ньюз» наряду с пачкой жвачки по вопиюще завышенной цене. Селеста сказала ей что-то в ответ. А может быть, просто кивнула в знак согласия. Она точно не помнила. «Сколько моментов, связанных с Алабамой, уже начали стираться в памяти?» – с грустью подумала она.

На мобильник пришло сообщение.

«Я здесь», – гласил его текст, и Селеста почувствовала новый прилив раздражения.

«Где здесь?» – начала набивать она. Но стоило ей напечатать два коротких слова, как она увидела его впереди.

Обычно Луи не заходил в здание аэропорта, чтобы ее встретить. Как правило, он поджидал жену на стоянке. Приблизившись, Селеста заметила в волосах мужа проседь, отважно противостоявшую его оттеночному шампуню.

– Где Беллз? – спросила она, подойдя к Луи (вместо приветствия).

– Дома, с твоей матерью.

Луи раскрыл руки для объятия, и Селеста, не задумываясь, шагнула в него. От мужа пахло домом, их