– Давай, вставай, красавица! Как зовут?

– Люда.

– Не переживай, Люда. Карта так выпала. Молись теперь, чтобы твои там не скупились.

Вытолкали обладательницу проигрышного билета в кадр. Заставили сквозь слезы дрожащим голосом напеть пару песен и гимн.

Через час история повторилась. Засыпающее уполномоченное лицо еще менее внятно объясняло срыв поставок продовольствия. Болт и его отряд начали терять последние капли, и без того дефицитного, терпения. Как назло, вторым проигрышным билетом оказалась червовая тройка. Никон поднялся сам, не дожидаясь неизбежных и унизительных пинков. Войдя в кадр, представился:

– Никон Тенко. Штрафной сотрудник Мнемонета. Статей много. Ограбление абонента, нападение на регионального координатора, порча имущества и разглашение тайн Мнемонета.

– Так че, это вроде нормальный мужик, – прокомментировал Крин. – Может другого?

Дядя Горя, почему-то, сильно невзлюбивший то ли Никона персонально, то ли сотрудников Мнемонета вообще, быстро парировал:

– В Мнемонете нормальные люди не пашут. Я этих сук хорошо знаю. Тоже, сто пудов, стукач.

Никона оставили. Час трясущихся ног и судорожных размышлений настал быстро. Крин, в длинной, но немногословной речи, несколько раз повторил, что в смерти людей виновато правительство, затягивающее поставки необходимого жителям продовольствия. Вытолкал ушедшего в себя Медяйко поближе к реальности и камере. Твердой рукой выпустил два одиночных в сердце. Бывший помощник губернатора и взяточник, совершенно неоправданно оказавшийся в тюрьме для психов-рецидивистов, рухнул на пол. Выражение удивления на вытянутом, морщинистом лице сменилось напряженной страдальческой гримасой.

– Через двадцать минут будет убит еще один заложник.

Крин старался говорить так же твердо, как и раньше. Но голос немного подрагивал вместе с правой рукой, обвисшей под вдруг непомерно возросшей тяжестью автомата. Убить человека в упор перед камерой – это вам не за угол стрелять. Даже у самого отмороженного сердце сбиваться с ритма начнет. Когда очередь дошла до следующей жертвы, в отделе по связям с государством и контролю заложников, разгорелся спор. Люда вытянула смертельный билет второй и, по правилам игры, должна была следовать за Медяйко. Но, в тоже время, убивать женщину – совершенно неразумно, хотя бы исходя из бытовых соображений. Баба в коллективе бандитов нужна всегда. Даже, если она полная охранница. Тем более, нормальная, а не те сумасшедшие, что сидят в женском корпусе. Посокрушались о том, что надо бы вообще исключить дам из лотереи. Стрелять вторым решили Мнемонетовца.

Никону тут же вспомнились заблудшие философы из монастыря с их замысловатыми рассуждениями о жизни, смерти и предопределении. Что бы они сказали теперь, видя едкого собеседника в главной роли универсальной трагедии всех времен и народов под названием казнь? Неужели о такой вот смерти, еще в момент рождения было известно великим сценаристам вселенной?

Крин начал поднимать пистолет-автомат. Рука его была уже не такой твердой. Отчитывая последние вдохи, Никон все повторял по кругу, в полголоса, единственное усвоенное в монастыре, заклинание:

– Sanctus Deus, Sanctus fortis, Sanctus immortalis, miserere nobis!

Федор, почему-то, все время напевал его во время работы. Оно так въелось в мозг, что теперь, в минуты наивысшей опасности и напряжения, само завертелось в мыслях и на языке. Дверь распахнулась от удара ноги. Вошедший, быстро оглядевшись, заметил начитывающего Никона.

– О, псих! Здарова! Тебя тоже в эту компанию неудачников определили. Как оно? Жилки трясутся? Жизненкой своей, небось, и не рисковал ни разу?

Заметив Крина с автоматом, Виктор заспешил:

– Эй! Мне с этим психом потолковать надо!

– Не мешай! – отмахнулся Крин.

– Он должен мне по самое нимогу! Пусть должок сначала отдаст. Потом делайте что хотите.

– Ты чего, Витя, в нашу работу лезешь! – возмутился Болт. – Ты вообще туннели пробивать должен.

– Тебе я ничего не должен, – огрызнулся Витя. – А, вот, если он мне по твоей вине должок не отдаст, ты мне будешь должен. Потом не говори, что не знал. Понял?

Пользуясь интервалом для размышлений о сложной структуре долговых обязательств, Витя оттащил Никона в сторону. Шепотом зачастил:

– Ну что псих, говори где бабло мое зарыто!

– Я не знаю.

– Говори, сука, а то щас сам мозги твои пустые по стене размажу.

В подтверждение намерений передернул затвор автомата.

– Да не знаю я ничего! – возмутился Никон.

Витя уткнул ствол прямо в лоб. А ведь это страшно, когда холодная железяка, из которой вылетают горячие и быстрые шарики, трет тебе переносицу.

– Считаю до трех!

– Эй, Витя, ты б хоть перед камерой долги свои выбивал, – раздраженно проорал Болт. – Два дела сделаешь.

Витя, согласившись, опять вытолкал Никона в кадр. Тот, чувствуя что времени мало, надрывно заспешил:

– Да у тебя в голове такая свалка, что хрен разберешься. Не нашел я ничего!

– Не ори! – прикрикнул Витя.

– А сам-то ты что, тоже не помнишь?

– А ты угадай, – заржал Витя. – Ладно, поживи пока.

Энергично размахивая автоматом, обратился к публике:

– Вы башкой тут думаете? Коины вам кто доставать будет? Косяк, гвоздем и дрожащими пальчиками? Этому еще работы непочатый край, а вы его в расход. Других психов из Мнемонета у нас нету.

Крин уставился на Болта, ожидая решения. Затянувшуюся паузу прервал голос из внешнего мира. Уже другой. Бодрый и жесткий.

– Стойте! Больше не надо никого убивать! Продукты отгружаем. Готовы к переговорам об автономии. Повторяю. Основным условием является сохранение жизни и безопасности. А так же равномерное распределение снабжения.

Глава 14.

Завывает жестокая вьюга,

Мутит окна седой мороз,

Если жизнь надломилась друга –

Не жалей ты печальных слез.

Вмиг омоют с души коросту,

Обезумевшей с юных лет.

И откроется к сердцу доступ,

И прольется небесный свет.

Петр Ниденко, статья 117.

Подземные коридоры между корпусами, на которые садились коптеры, были разблокированы сразу. Другие корпуса пришлось штурмовать. Охрана быстро ушла, получив приказ извне. Удерживать остатки корпусов проблематично хотя бы потому, что зеков надо чем-то кормить. А сделать это, в сложившихся обстоятельствах, невозможно. Слушать же стервозные голодные вопли – выше сил самого равнодушного стражника.

После того, как первый ажиотаж спал и новое, свободное от электронного и физического контроля общество получило в свое распоряжение необходимые ресурсы, запустились закономерные процессы самоорганизации. Трехтысячному населению Цитадели для выживания был необходим порядок, равномерное и справедливое распределение материальных благ. Некоторым активным, сильным и рискованным понадобилась власть, побольше еды и женщины.