– Все, – открыл глаза Витя через пятнадцать минут.

– Что все!? – удивился Никон.

– Теперь должно быть видно.

– С чего ты взял?

– Некогда разбираться. Я хотел вспомнить. Копируй вон на планшет, пока. А я Миху приведу.

Коин – такая сложная дрянь, что просто так ее не вытащишь. Со стороны – гибкое и упругое, широкое серое колечко, плотно обвивающее сосуд. Казалось бы: разогни – и вытаскивай. А – нифига! Из этого колечка в сосуд проросли тысячи тоненьких ворсинок – щупалец. На них все приборы: Манипуляторы, захватывающие и разбирающие клетки. Сотни анализаторов. Фабрики по производству молекул.

И одевают это колечко куда попало. Кому на сосуд в руке. Кому в ноге. Некоторые, но редко, даже, носят в животе или на шее. У подключенных к пенитенциарному сектору их может быть до пяти штук. В зависимости от массы тела и свойств нервной системы.

Вытащить это колечко человеку с колечком очень сложно. Потому, что все они между собой обмениваются информацией. Даже без подключения к серверу. Вот, один коин, вдруг, потерял контакт с кровью. Его кто-то трогает. А коин другого человека рядом кричит о сосредоточении и концентрации, напряженной работе. Этого достаточно, чтобы погасить всех участников операции и вызвать специальную службу.

Для обрыва связи решили использовать один из глушителей со стены. Никон обмотал оба предплечья, в которых, как он знал было по коину, фольгой. В нагрудный карман робы положил серую коробочку. У Вити коины были тоже в предплечьях и один в ноге. Всего: три штуки. Плюс, микросхема общегражданского паспорта под кожей правого запястья. Министр здравоохранения вызвался помочь – врач всетаки.

Разгибать коин тяжело. Когда его одевают, он гибок и податлив. Входит в тонкий и узкий бескровный разрез под сосуд и сам обвивает его, словно змея. Приживается к абоненту. Стоит его после этого активировать, как становится он подвижным только в некоторых направлениях. Мягко пластичен, повторяя движения сосуда и совершенно жесткий в других случаях. По лекциям на курсах переподготовки Никон помнил что-то про сложную систему замков и память формы. Ворсинки, вросшие в сосуд, держатся за него, как щучьи зубы. Когда под напором дрожащего пинцета коин начинает ломаться, вытаскивать зубастые осколки – крайне муторная работенка. И не знаешь ведь: в каком из этих кусочков система связи. На курсах говорили, что даже при разрушении тела коина, он может сохранить некоторые функции. Как дождевой червь при разделении на части. Мерзкий полуживой паразит, присосавшийся к артерии.

О том, что в одном из подземных переходов ведутся напряженные работы по строительству нового туннеля, в Свободной Зоне знали немногие. И ни к чему это толпе. Меньше знаешь – дольше живешь. А пока живешь, вон, лучше в шахматы играй и радуйся халявному сахарку. Те же, кто настойчиво интересовались, почему штаб МВВД организовали в, специально для этого перекрытом, переходе и тем самым удлинили путь между двумя корпусами, куда-то пропали.

И четыреста метров узкого лаза до станции метро, для жаждущего прелестей свободы узника – не крюк. Но до метро туннель пока не дотянулся. Уперся в стенку какого-то подвала. Здесь устроили промежуточный склад для извлекаемого грунта. А так же холодные, сырые и очень неуютные камеры для опрометчивых граждан Свободной Зоны, решивших, что наступила демократия, дающая право интересоваться планами руководства и теперь батрачивших с утра до утра в туннелях. Здесь же была и дыра на поверхность, которой пользовались лишь избранные. Выходила в старый гараж, из которого и пролегал путь на волю. Для дронов городской полиции задачу охранять гаражи никто не ставил. Людей в охране оказалось мало. Энтузиастов нет, а обеспечивать круглосуточное торчание полицаев вокруг зоны – денег в бюджете не нашлось. За сигналом коинов следили, конечно. Просто так от дыры никто не ушел бы даже с глушителем. Но те, кто уже выходил, старательно экранировались и заземлялись.

От внутренних и внешних посягательств заветную дыру охраняли бойцы Болта. Внутреннюю охрану штаба МВВД пройти оказалось делом простым. Витю, как одного из активных и авторитетных десятников, пропустили даже с двумя шестерками, как были представлены спутники. Болтовские головорезы, среди которых, как на зло, оказался и Крин, говорить о самовольном выходе наотрез отказались. Давай, мол, разрешение совета МВВД и вали на все четыре стороны. То, что за заслуги в захвате туннелей, Витя сам – один из членов этого совета, никого не волновало.

– Мужики! Да нам к шлюхам сходить на часик – и все!

Витя решил давить на жалость и всем понятные потребности.

– Тебе что, в женском корпусе баб мало?! – отмахнулся Крин.

– Да надоели уже. Мужики, понимаете, свободы хочется вдохнуть. И баб нормальных, свободных хочется. Они же и пахнут, даже, по-другому, – вставил услышанное давече от Никона: – Душа болит.

Мужики понимали. Им и самим охота было на волю хоть одним глазком. Только, вот, денег на блудниц не хватало. А грабить снова – быстро вернешься за решетку. Уже не в свободной зоне.

– А сатаниста этого, зачем тянешь? И денег, откуда столько?

– Та это ж сын мой и друг его. Тоже ж мужики.

– Рисковать секретностью прохода можно только по крайней необходимости. Об этом и знают-то только человек двадцать, – принялся рационально рассусоливать Паштет. – Этих твоих теперь тоже в зону пускать нельзя – разболтают.

– Ты вообще, чем думал, когда их сюда вел!? – взъелся Крин.

– Ладно, мужики, скажу всю правду, – зашел с другой стороны Витя, видя, что на жалость не пробьешь. – Есть у меня там схрон. Заначка, значит. Хотите – и вас угощу. Там и на баб хватит, и на ресторан. С нами идем!?

– Витя, ну ты прям как вражеский диверсант, – не терял бдительности Паштет. – Может, тебя купили? Может, ты нас щас в лапы к пентам отведешь.

– А ты, Паштет, не припух?! – наигранно разозлился Витя: – Я в авторитете ходил, когда ты еще в школе мелочь у лохов стрелял. Я банки брал, когда ты сумочки у дамочек выхватывал и драпал как козлик.

Паштет притих. Витин авторитет уверенно давил даже паранояльное начало. Искуситель продолжил затирать Крина:

– Ну шо, Крин, пошли к бабам, а? Я так угощу, шо и Паштету и Сане, вон, хватит. Потом, после нас сходят, а мы посторожим. Тут недалеко. Заземляйся и пошли. Ага!? К бабам!?

Крин колебался. Деньги, еда и бабы – великий соблазн. Из-за страсти к этим вечным, вожделенным ценностям он сюда и попал. Именно этого ему здесь катастрофически и не хватало. Витя знал, что предложить. В конце концов, заветные слова вызвали сладкие воспоминания – в Крине что-то расплавилось. Потекло по желудку, по сердцу, затекло в мозг.

– Да ну на хрен, Крин! – возмутился подозрительный Паштет. – Разрешение совета…

Как не странно, на Паштета, Крин надавил разумом, а не авторитетом, которого у него было похлеще Витиного:

– Я в совете, Витя в совете. Все – есть у нас разрешение.