Чургын как можно быстрее, не считаясь с потерями и затратами магии, повел свой отряд к тому месту, откуда в последний раз слышал зов. И вот они на месте. Провонявшая эльфами поляна, несколько зерен, идущих на приготовление Зелья Магов, в беседке, от которой разило Светлой Силой, крошки еды на берегу пруда — и никакого следа реликвии!

Шаман задрал морду в небо и завыл в несказанной тоске и предчувствии неизбежного конца…

После стремительного рывка по эльфийскому поселку мы немного сбавили темп и двигались так называемым «волчьим наметом» — пятьдесят шагов бегом и столько же шагом. Долго бежать не получалось, уже смеркалось, в лесу так особенно, но «кроссинг зе Ти» мы сделать успели и даже отмахали километров пять от ставшего ближним к нам флангового отряда. Еще какое-то время брели в почти полной темноте, двурвы что-то различали в тепловом диапазоне, я руководствовался не столько зрением, сколько чувством Леса. Наконец, чуть не сверзившись с небольшого, метра два, обрыва на гребне одного из холмов, решили заночевать.

Я вызвался дежурить первым, на случай появления орков. Но они так нас и не потревожили, и я, в свою очередь, лег спать. Проснулись мы на рассвете и, наскоро перекусив остатками сухого пайка, быстрым шагом двинулись в путь.

Размеренный шаг способствовал размышлениям, а голова после ночного отдыха уже не была категорически против этого. Какая-то несуразность боя около Источника не давала мне покоя. Наконец я понял — моя магия! Точнее, количество потраченной в бою энергии. Я наскоро прикинул расход маны. Неожиданно много. Еще в начале своего пребывания в этом Мире я определил свои возможности как достаточные для создания двенадцати-пятнадцати молний. Если пересчитать все мои заклинания в этот эквивалент, в последнем бою я потратил запас маны, соответствующий двадцати или двадцати двум, трудно было определить, сколько вытащило из меня противоборство моего заклинания точности и шаманского черного тумана. Хммм, не так страшно, как мне показалось вначале, не в два-три раза перерасход, а «всего лишь» в полтора. Но все равно — откуда дровишки? Я ведь не раз в ходе боя ощущал, что мой резерв почти пуст, — но все время находились силы еще на одно или два заклинания.

Нет, я явно поторопился считать себя отдохнувшим и адекватным. Ведь где проходил бой? То-то же! Если бы не темный ритуал и та лиловая завеса, которая заметно экранировала Храм от Мира, то я, находясь в непосредственной близости от Светлого Источника, да еще и содержащего изначально «родную» Стихию, не должен был бы ощутить исчерпания запаса и наполовину. Это на пике скорости расходования сил. Ведь недаром поселения стараются разместить как можно ближе к Источникам, а лучше всего — вокруг них. Это же значительное качественное усиление обороняющихся магов! А я уж не знал, что и подумать, чуть было не приплел левел-ап, что было совсем глупо — все-таки не очередную игрушку на компе гоняю, а свою тушку по лесу.

К обеду мы уже успокоились настолько, что развели небольшой бездымный костерок и сварили похлебку из прихваченной с собой крупы и удачно попавшегося нам на глаза десятка боровичков-колосовиков. А пообедав, даже и подремали по паре часиков. Кажется, оторвались.

А к вечеру мы наткнулись на кое-что особенное. Я, увидев такое, буквально остолбенел. Двурвы, пройдя вперед, вернулись ко мне, пытаясь понять, что случилось. А меня буквально раздирали чувства Спутника, да и собственные тоже.

Причиной же послужил вполне банального на первый взгляд вида пень и валяющееся около него бревно. Все дело было в том, пень и бревно какого именно дерева и как оно было срублено. Я не знал, как объяснить все своим охранникам, не нарушив данного ранее слова. В конце концов решил так: те, кому я давал обещание, исчезли бесследно и, скорее всего, безвозвратно, а потому…

Вы, наверное, не раз и не два (даже не двадцать два раза) читали и слышали о низкой, если так можно выразиться, плодовитости эльфов. Сколько раз встречалось: восьмисотлетний эльф с единственной дочерью. А вы не задумывались, что при таком раскладе они должны были давно выродиться и вымереть? Даже в мирное время для компенсации убыли от естественных причин у каждой пары должно быть «два целых и три десятых ребенка», то есть двадцать три малыша на двадцать взрослых. Конечно, репродуктивный период у эльфов измеряется сотнями лет, и тем не менее… Если еще добавить потери ушастых в многочисленных войнах, то тот самый среднестатистический восьмисотлетний должен бы вырастить минимум пятерых. И за себя, и за погибших молодыми товарищей. Плюс — почти никто и никогда не видел эльфов-детишек. Полукровок — пожалуйста, а чистокровных — нет, даже в их городах.

А на самом деле все гораздо проще и одновременно сложнее. Да, эльфы этого Мира не были чужды плотской любви и способны были к деторождению «традиционным» образом. Но такие детишки и правда рождались не каждую сотню лет, и каждое такое рождение считалось особым Знаком. Основной же способ размножения считался секретом расы. Дело в том, что эльфы (по крайней мере — местные) проходили развитие с полным метаморфозом. Только не надо говорить «как насекомые» — такое сравнение у дивных считалось очень грубым и тяжелым оскорблением, смываемым только и исключительно кровью. Я подозреваю, что на самом деле — с двумя метаморфозами, но это не более чем догадка.

В действительности детенышей эльфов видели многие, не зная об этом. Для них, для «личинок эльфов», придумано отдельное название — дриады. Каких только легенд и баек не придумывали о них и уже об их способе размножения! А на самом деле — просто предыдущая стадия развития эльфов. Полуразумные игривые создания, к которым сами эльфы относятся покровительственно, но не как к детям.

Дриады, взрослея, меняют свое поведение. Они выбирают где-то в лесу дерево, начинают все больше времени проводить вокруг него и в нем самом. В конце концов дриада закукливается в дереве, которое с этого момента становится особо охраняемой вещью, можно сказать — святыней. И в один прекрасный момент материнское дерево лопается, а из него выходит молодой эльф — со всей памятью рода и осознанием себя и своего места в нем.

Непоседливые и непослушные дриады далеко не всегда выбирают в качестве жилища одно из деревьев священной рощи, а частенько селятся где попало в лесу. А теперь представьте, что кто-то, вторгшись в лес, свалит такое дерево? Как бы вы отнеслись к тому, кто убил беременную, на последних месяцах, женщину ради, скажем, платья или волос для веревки? Вот то-то…

Отсюда и отношение эльфов ко всякого рода браконьерам, которое всем остальным кажется неоправданно жестоким. Конечно, есть признаки, позволяющие отличить «обитаемое» дерево от обычного. Но для этого необходимо иметь хоть какой-то магический дар и, самое главное, представление об истинной сути вещей. Ситуация усугубляется тем, что до момента рождения молодого эльфа определить, к какой семье он относится, невозможно. По традиции, все «куколки» считаются потомками Повелителя данного Леса, но… Но каждый эльф опасается, что будет срублено дерево, в котором вызревает именно его потомок.

Кстати, откуда берутся дриады (эльфы называют их «нерожденные» или «будущие»), я не знаю. Это какой-то еще более глубокий пласт тайны, к которому Спутник допущен не был. Имел кое-какие догадки, но и не более того.