которые сейчас можно технически проверить, надо проверять. У него там целая лаборатория наклевывается.

— И что дальше?

— А дальше мы эту лабораторию официально сунем в Замок. И пусть реконструкторы фиговы ваяют не всякую хрень себе на потеху, а ту же хрень, но на благо науки.

— Вот ты махинатор, — Андрей подозрительно смотрел на подчиненного.

— Чего я махинатор сразу?

— У тебя всегда один ход преследует несколько целей. Тебе в шахматы играть надо.

— Нет уж, шахматы — это скучно и вредно для здоровья. Скакать с мечом по ристалищу куда как веселее.

— Ха! И полезнее. Лишние пальцы отпадут как осенние листья, а по весне вырастут новые, изумрудно-зеленые и нежные. — Похоже, в КГБ каждый первый поэт, раз и старший такие эпитеты задвигает.

— Товарищи, мы отвлеклись от обсуждения макета. Я предлагаю согласовать обе газеты чохом.

А вдруг прокатит, подумал Корчагин, ему не хотелось опять переделывать выпуски. А еще сильнее не хотелось, чтоб прямо с самых первых номеров по его детищу топтался «кованый сапог кровавой гэбни». Само понимание того, что он на коротком поводке, а еще больше тот факт, что пасти будут всегда, оба момента были как занозы в сердце.

— А я что⁈ Я вам не редактор, не цензор. А у вас вообще в редколлегии есть цензура?

— Нет, конечно. Да и нигде нет. Только корректура и главред.

— Вот и думайте сами. Обосрётесь на взлёте, останетесь без рупора молодёжи. Тогда никто вам не виноват. А больше ко мне с этими вашими макетами не приходите. Почитаю готовый номер, наверху сделают выводы. Если что, спросят с виновных за разбазаривание народных денег. Это и тебя касается, Жорж. А с самых тупых спросят за идеологическую диверсию.

— С тебя, Михаил, если ты не догадался. — Милославский прямо сиял от удовольствия. Чего радуется, что Корчагину сделали строгое внушение, или тому, что газета пошла на взлет?

— Хорошо, передаю макет в «Молодую гвардию», — складывая листы, Дмитрий заметил, что у него немножко трясутся руки. — Реализация через издательство?

— Конечно! Или вы хотели сами на перекрестках торговать?

— Андрюха! Ты гений!

— Чего это?

— Нет, понятно, что основной тираж через киоски пойдет в розницу. Но вот предложенный тобой вариант с торговлей с рук, как до революции, как в кино… это же такой рекламный ход! Да все студенты журфака в очередь выстроятся, чтобы поучаствовать. Будут стоять как миленькие и по пятаку продавать их газету.

Чёрт возьми, а прав Милославский! Ему бы в службе маркетинга работать в какой-нибудь крупной компании. Шикарно получится, такой резонанс будет.

— Ничего не выйдет. — Долгов был суров и непреклонен. — Их всех повяжут. Вернее, задержат, газеты конфискуют. Милиция такой рекламный ход не оценит.

— Чего проще. Просто предупредить горотделы, что акция согласована с ЦК ВЛКСМ, вопрос решен.

— Всё равно кто-то протупит, как ты выражаешься. Этот не услышал, тот недопонял, а кто-то не был на разводе по уважительной причине. Начнут доставлять.

— И хорошо. — На Корчагина посмотрели как на придурка, но он продолжил, — Раз уж пошел разговор про рекламу и продвижение бренда… Простите, про раскрутку новой газеты, то эти задержания тоже станут информационным поводом. То есть бесплатной рекламой нам. Студентов отпустят, а слух про скандальную молодёжную газету пойдет еще шире.

— Вы все в своём будущем такие сдвинутые?

— Да нет, Андрей, просто они циники. Тот, кто своими глазами видел падение огромной империи, больше ничему не верит.

Жорж сказал это так, словно тоже прочувствовал на своей шуре нечто подобное. «Да нет, приятель, тебе только кажется, что ты нас понимаешь. Придёт время, сам осознаешь. А пока порхай бабочкой, играй в неуязвимость» — подумал Корчагин-Лихарев. Он осознал, что старше этих двух не только по фактическому возрасту и опыту, а морально, как переживший революцию. Этим двум никогда не понять, что чувствует, что умеет демон в теле студента.

Глава 20

В Кейптаунском порту

— Зачем они тебе?

— Кто?

— Викинги твои. Я чего-то не знаю?

— Не знаешь.

— Понятно.

Вот что мне нравится в нашем Управлении, так это полное отсутствие привычки совать нос в дела других коллег, даже подчиненных. Тем более в моей ситуации: Долгов понимает, что я ему полуподчиненный, а на вторую половину засланный казачок. Который сидит в отделе аналитики по прихоти большого начальства. Отставить прихоть, служит в аналитическом отделе по служебной необходимости. Масло масляное.

Когда проводили Корчагина, Долгов остался у меня еще на какое-то время. Посидели, попили кофе, поговорили за жизнь вообще.

— Вот как живут попаданцы, оказывается, — заключил он после того, как неспешно осмотрел квартиру. При Михаиле он старался не пялиться, мол обычное дело для Комитетских. — Вас по одной обстановке в доме можно вычислять.

— Не прав, Андрей, не прав. Мало быть попаданцем, надо иметь вкус, финансы, смелость.

— Смелость зачем?

— Чтоб не испугаться быть не как все. Понятное дело, у нас сейчас каждый третий мечтает быть не как все. Но при этом смотрит на соседей и задумывается — как бы быть не как все так, чтоб все не засмеяли. Круто выделиться, а не просто в отдельную пойти.

— Ты сказал «сейчас», а потом такого сильного желания уже не будет?

— Именно! Будет, но гораздо спокойнее. Все будут наособицу, а окружающим будет наплевать. Волосы до плеч или наголо, да хоть в любой цвет покрась, в большинстве населенных пунктов никто слова не скажет. А где-то даже попросят разрешения с тобой сфотографироваться.

— Ты сказал, в большинстве населенных пунктов, то есть не везде. Так?

— Так. Где-то инерция мышления или уклад традиционный.

— Во-от!

— В основном, в забытых богом окраинах