Где-то далеко впереди барабанщики рассыпали свою дробь, задавая маршевый ритм, куда более неторопливый, чем положено на поле боя. Запели трубы, и Дерри напомнил себе, что голос их предназначен не только для того, чтобы разжигать пыл в душе готовящихся броситься в атаку, но и для того, чтобы заглушать вопли раненых и панические вопли собирающихся удариться в бегство.

В конце проложенного маршрута архиепископ Невилл поставил карету, готовую забрать короля в том случае, если тот упадет от усталости. Князь Церкви проигнорировал настоящий поток возражений, лившийся из уст Дерри, полностью полагаясь на высказанное королем Генрихом желание. Брюер же не испытывал уверенности в том, что монарх действительно понял, чего от него хотят. Впрочем, как знать… Король получил задание, ему сказали, что он может кое-что сделать, чтобы спасти собственный трон. Генрих ухватился за эту простую идею, и его не удалось переубедить.

Шагавший позади короля Дерри Брюер поглядывал на два ряда лондонцев, собравшихся на рассвете, чтобы посмотреть на проходящего мимо короля, и подумал о том, многие ли из них помнят, как Генрих проходил здесь, будучи пленником Йорков. Это были неприятные воспоминания, но монарх теперь только улыбался махавшим и кричавшим ему людям.

К Дерри подошел архиепископ Невилл, раскрасневшийся и взволнованный. Как ему и следовало бы, рассудил глава тайной службы. Если король упадет, вся вина падет на этого человека; уж он-то постарается, чтобы так получилось.

Перед ними и позади них шествовала сотня латников и рыцарей. Они были облачены в полированные доспехи и несли большие королевские знамена, колыхавшиеся под ветром, словно корабельные паруса. Посмотрев вперед, Дерри решил, что у него нет никаких оснований для надежды. Трудно было представить, что Генрих не споткнется, не упадет в обморок или не испугается.

Он заморгал, сдаваясь собственным тревогам, опасаясь предстоящей им половины часа.

– Дерри, возьми меня за руку, хорошо? – внезапно произнес король, посмотрев на шпиона чистыми детскими глазами. – Ноги не слушаются меня. Архиепископ Невилл! Ступайте вперед. Я буду следовать за вами.

Опираясь на палку, Брюер прибавил шагу и свободной рукой взял монарха под руку, помогая ему устоять. Ощутив на лбу легкую испарину, он подумал, не дать ли сигнал барабанщикам, чтобы те еще больше замедлили шествие. Впрочем, если не считать приветственных возгласов, оно и так больше всего наводило на мысли о похоронах. Однако Генрих почувствовал себя увереннее, и Дерри отбросил эту мысль.

Шум толпы возвысился до такой степени, что он уже не мог рассчитывать на то, что его приказы услышат. Лондонцы, занимавшие обе стороны улицы, не теряли энтузиазма. Они вытягивали шеи и подпрыгивали, чтобы увидеть Генри Ланкастера, Генриха Простого. Утверждавшие, что правитель скончался несколько лет назад, надувались от злобы; прочие восторженно вопили и улюлюкали, воздавая должное мгновению, позволившему им увидеть короля, к тому же еще и святого.

Джаспер Тюдор стоял в первом ряду на нанятой им за фартинг[35] скамье. Рядом с ним стоял племянник Генри, и оба они смотрели в дальний конец дороги, где собирались серебряные рыцари и реяли знамена. Мальчик без особого энтузиазма жевал пирожок, находя его хлебную часть более вкусной, чем сомнительной свежести начинку. Джаспер все старался убедить себя в том, что сын его брата получает удовольствие от происходящего, хотя по лицу его об этом, как всегда, было сложно судить.

Наконец, король Генрих приблизился к ним, и Генри Тюдор вместе с дядей влил свой голос в общий хор приветствий. Джасперу показалось, что взгляд Дерри Брюера коснулся его и задержался на нем. Человек этот замечал абсолютно все, и поэтому старший Тюдор склонил голову в знак приветствия, провожая взглядом набольшую группу, представлявшую собой самое сердце процессии.

Джаспер был уже готов вернуться к своим делам, однако племянник потянул его за рукав, и они остались на месте – созерцать шествие рыцарей, проходивших мимо без шлемов, улыбаясь толпе и собственным собратьям, располагавшимся вдоль дороги. Обстановка, при всей ее суете и шуме, наводила на мысли о сельской ярмарке или базарном дне, однако пожилой Тюдор успел заметить, насколько хрупким и слабым выглядел король Генрих, и как раз, хмурясь, обдумывал эту тему, когда племянник, удовлетворив свое любопытство, повернулся к нему.

– И мне тоже надо ехать? – жалобным голосом вопросил он. Джаспер уже дюжину раз говорил мальчику о том, что им придется уехать из Лондона, и необходимость нового возвращения не доставила ему удовольствия.

– Да, Гарри. Я уже говорил тебе, – ответил он. – Однако до этого нам нужно повидать еще одного человека, который хотел увидеть тебя.

Они направились на восток вдоль дороги, обходя местных жителей, уже собиравших тростник, верхний слой которого оставался достаточно чистым для того, чтобы его можно было использовать или продать. Джаспер жестом отмахнулся от женщины с полными бадейками в обеих руках, и та перешла к следующему благородному джентльмену, который вполне мог приобрести за пенни чистый тростник для своей кухни. Дорога впереди быстро очистилась, и Тюдоры направились к Тауэру и к реке.

– Мне не следовало так затягивать это решение, – негромко проговорил Джаспер. – Нам надо было уезжать во Францию сразу, как только мы услышали о высадке Йорка.

– Бежать, дядя, – пробормотал Генри.

Его родственник поджал губы.

– Зови это как хочешь, мой мальчик. Свое время на поле боя я уже отстоял, а ты еще слишком молод для этого. И потом, ты сын моего брата, мой подопечный, и я за тебя отвечаю. Я не сумел защитить твоего отца, Гарри, и потому буду охранять тебя – до тех пор, пока опасность не будет больше угрожать нам.

Джаспер заметил, что племянник прихватил верхнюю губу нижней, и на лице мальчика появилось то решительное выражение, с которым он успел в достаточной мере познакомить своего дядю за проведенные в Лондоне месяцы.

– Видишь ли, сынок, если Уорика ждет успех, мы будем на том берегу Канала, когда новости прилетят во Францию, – стал объяснять старший Тюдор. – Король Луи будет в восторге, и мы сразу же вернемся в Англию. Я получу назад мой Пембрук, а ты унаследуешь отцовские поместья и станешь графом Ричмондом.

– A что будет, если победит король Эдуард? – Генри, как всегда, вникал во все подробности.

Джаспер вздохнул:

– Тогда мы не вернемся сюда, а Генри Ланкастер погибнет. Сомневаюсь я в том, что, вернувшись на трон, Эдуард Йорк сохранит жизнь только что прошедшему мимо нас несчастному старому королю. И потом, Гарри, не надо звать Эдуарда королем. Он принадлежит к младшей ветви династии и никогда не имел прав на корону, кроме как права собственной силы и вызываемого ею страха.

– Который неплохо послужил ему, – пробормотал Генри.

– А это означает, что при его правлении не было ни одного мирного года, что он все время с кем-то воевал! – взволновался вдруг Джаспер. – Я такого не помню, мой мальчик! Помню другое: мятежников на этой самой улице, пушечную стрельбу и «греческий огонь»… сражения за каждый дом. Видел я, и как люди умирали здесь на шипах…