Я нехотя выпуталась из завораживающе приятных объятий:

– Я – не ценность! Не вещь! Меня нельзя запереть в сундуке… или в ковене и превратить в гоблинову свечу, у которой вы будете греться!

Иона мирно скрестила руки, больше не пытаясь дотянуться до меня:

– Свеча? Я бы, скорее, назвала тебя неистовым пламенем, пожаром, способным дотла спалить всё на своём пути. Я не держу тебя, милая. Ты – дар Богини для всех нас, для всего мира. Разве кто-то посмеет стать на пути лесного пожара?

Я медленно подошла к окну и уставилась в темноту, жалея, что не могу нырнуть в неё, как в спасительное незнание. А ночь оказалась совсем не такой беспросветной, как думалось: деревья здоровались друг с другом, скинув усталость дневной жары, играли, перекидывая надкусанный с краю лунный диск, касались одно другого облитыми серебром ветвями; светлячки заспанными звёздами метались, перескакивая с одного порыва ветра на другой; хмель шелестел, шептал, убаюкивал, удивлённый, что мир вокруг оживает, а не прячется при виде наползающего мрака. Ночь звала, манила, умоляла упасть в её объятия. И казалась такой заманчивой!

– И этот пожар, – молодой светлячок с другой стороны окна никак не мог понять, почему животик не горит так же сильно, как у остальных жучков. Он вспыхивал ярко-ярко и тут же снова гас, не умея удержать ровный спокойный свет, метался, ударяясь о тонкую границу, не понимал, нужно ли её вообще преодолевать, но старался, бился и горел, горел, горел, не в силах прекратить ненужную никому пытку. – Этот пожар может спалить кого-то ещё?

– Он может спалить всех, – матушка расплела собственную косу, сверху-вниз провела гребнем по невозможным, льняным, густым прядям. – Каждого врага, – ещё одно движение, уже скорее. – Каждого предателя, – вжих! – Слабака, – вжих! Вжих! – Или струсившего друга. Твоё пламя спалит всех.

– А если я не хочу? – я развернулась, подскочила, требовательно поймала покрытую мелкими морщинками мягкую руку. – Как это контролировать? Как превратить пожар в камин?

Иона накрыла мою ладонь своей:

– Зачем?! Ты великолепна! Ты – сама Сила! Твоя суть, всё твоё нутро хочет слиться с Беленом, стать единым целым, воплощением благословенного союза Бога и Богини! Так не мешай ему!

– Он мой брат! – я почти воочию увидела, как отпихиваю женщину, как она падает, зацепив стол, как, потревоженная, с обиженным звоном бьётся посуда. Нет, сдержалась. Лишь мягко высвободила руки.

– Он не твой брат, малышка. И никогда им не был. Он – часть тебя; твоя сила и твоя судьба.

– К гоблинам судьбу!

– Разве ты сама в это веришь? Разве не чувствуешь ночами его прикосновения? Разве не слышишь рядом дыхание того, кого сама оттолкнула?

– Вы не можете этого знать. Вы… ты. Ты следила за нами? Ты так и не ответила на вопрос: откуда вообще знаешь, кто я?

Она не попыталась оправдаться. Села, как ни в чём не бывало, на скамью, вытряхнула из приготовленной корзины несколько горстей подвявших листьев, разворошила, раскладывая ровнее и критически осматривая: нет ли сухого? Не попался ли потемневший цветок?

– Конечно, следила. И у вас дома, и во дворце, где вы рано или поздно оказались бы. Или ты думаешь, я оставила бы такую ценность, как Равноденствие, без присмотра? Мало ли, что могло случиться.

– Неправда. Отец не позволил бы. Мама…

– Да-да? – заинтересованно приподняла бровь ведьма. – Что твоя мама?

– Мама не согласилась бы. Если бы нам правда суждено было… слиться, – выплюнула я брезгливо, – нас бы не воспитали как родных.

– Или вас просто старались уберечь от тех бед, которые выпали на долю Этны. Как думаешь, кто принёс вас, беззащитных малышей, в Ноктис де Сол? Кто вытащил из бойни, защитил от обезумевших людей? Уж не тот ли, кто следил за каждым вашим шагом, выжидал, пока проснётся Сила, отправлял для надзора хранителей? Уж не тот ли, кто теперь знает намного больше, чем следовало бы не покидающей лес затворнице?

– Ты подкинула нас родителям?

– Подкинула? Я оказала им великую честь! А они совершили столь же великую глупость, не сказав вам правду.

– Но почему?

– Потому что твоя мать не хотела, чтобы вы страдали так же, как страдала она. Вы последние из Равноденствия. Но далеко не первые. А из-за магического восстания погибли слишком многие.

Я села рядом и, подражая ведьме, принялась перетирать листья в ладонях:

– Не понимаю. Наши родители – тоже Равноденствие? Но они не были близнецами…

– Думай, милая, думай.

– Наша мать?

– Умница. Этна согласилась взять вас, потому что была на вашем месте. Кто бы сумел воспитать новую пару лучше? Но я сглупила. Отдала вас не последнему живому Источнику, а сломанной женщине. И она решила сделать всё, чтобы новая война не сломала вас.

Зелёные листья истекали соками, сворачивались, сминались и падали к таким же измятым комочкам. Они уже никогда не вернутся к земле, не умоются росой, не искупаются в розовом рассвете. Их ждал лишь сухой жар очага, темнота холщового мешка, одного из множества привязанных вдоль стен, да обжигающий ужас кипятка. Они не дадут жизнь, не проклюнутся новыми ростками, не накормят спокойной влагой гнили детей. Лишь, измученные, послужат непонятную службу одинокой ведьме, растворив в воде последние силы.

– Она потеряла брата? – из-под пальцев посыпались сморщенные комочки.

– Она потеряла всё. Агро любил её. Больше жизни. И, поверь, не только он. Этна была прекрасна. Многие мужчины творили глупости чтобы обратить на себя её взор. Твой названный отец, добившись её, делал всё, чтобы она снова научилась улыбаться. И она отдавала ему каждую кроху любви, что находила в своём сердце. Но Равноденствие – едино. Вы не умеете оставаться счастливыми по одиночке. Даже если очень стараетесь.

– Это она… Мама не захотела сказать нам правду?

– Да. К счастью, Агро прислушался к советам старой мудрой ведьмы и объяснил всё хотя бы одному из близнецов. Но вторая, к сожалению, всё ещё не желает принимать то, кем является.

Белен. Он знал. Он всё знал. Долгие годы понимал, что никого и никогда не сумеет полюбить, что лишь со мной будет счастлив, и молчал. Гнал меня, отправил как можно дальше, в проклятую Карсе Игнис, лишь бы дать возможность самой принять решение. Не отбирал свободу, а неумело, грубо, невероятно по-мужски пытался её подарить…

Что ж, мне понравился дар. И так просто я с ним не расстанусь.

– Мама была права, – я рукавом сдвинула травяные заготовки в другую сторону стола, к Ионе. – Ни я, ни Белен не обязаны следовать вашим выдуманным правилам. Даже если это всё правда, если вы не сошли разом с ума и не шутите, если мы действительно предназначены друг другу, это не должно быть судьбой. Лишь выбор. Правильный или нет, но наш!

Ведьма сгребла смятые листья и с наслаждением запустила руку в корзину – достать новую горсть, возобновить пытку, начать незавершённое. Она улыбнулась странно и зловеще: