Тон Рота не предвещал ничего хорошего. Похоже, нам предстоял важный разговор.

– Сценария или студии?

– Того и другого, – очень серьезно ответил Рот.

Искренне заинтригованный, я нерешительно сказал:

– Я собирался поужинать с…

– С Джули. Да, я знаю. Займитесь делами. Поужинайте. Потом приезжайте. Не бойтесь приехать поздно, я не лягу спать.

На секунду могло показаться, что мне сделали одолжение, и я почти в это поверил. Рот снова заставил меня сделать то, чего я делать не собирался. Я попытался рассмеяться, хотя ничего смешного в этом не было: я чувствовал, что иду на поводу у Стэнли Рота, следую переменам его настроения и потакаю прихотям. Я больше не злился, хотя всего двое суток назад едва не потерял из-за этого человека глаз.

Рот остался безответственным переростком, неспособным управлять своими желаниями. Такова была его суть, но Рот не делал из этого секрета, скорее даже бахвалился. Я знал, кто он такой, по крайней мере имел представление уже с момента нашей первой встречи. Но так и не смог заставить себя говорить «нет», имея в виду «нет». Я мог сердиться, ругаться, называть его лжецом. Не мог только уйти: он казался слишком интересным.

Нет, здесь было еще что-то. На самом деле меня интересовал не сам Стэнли Рот. Он мог поддерживать разговор не более пяти минут, да и то в случае, если тема была связана с кино. Он мог проговорить минут десять, если кино, о котором шла речь, снимал не он, а кто-то другой. Он не проявлял почти никакого интереса к литературе, но кое-какие диалоги в сценарии «Блу зефир» захватывали воображение. Рот не разбирался в искусстве.

Стэнли Рота увлекало лишь то, чем он занимался и над чем напряженно работал. Но, рассуждая, как это вписывается в кадр, он не мог толком описать ничего находившегося у него перед глазами. Работа составляла всю его жизнь. Работа была фантазией, и жизнь тоже казалась своего рода выдумкой – сценарием, который каждый день переписывался заново, словно сюжет мог на самом деле обернуться всем, чего хотел режиссер.

Это было интереснее всего. И еще меня мучило любопытство: каким образом Рот убеждал всех в своем даре предвидеть будущее?

А еще меня влекла Мэри Маргарет Флендерс – женщина, с которой я никогда не встречался. Притягивал ее образ – так, как редко привлекали женщины, встреченные в реальности. Наверное, потому, что она олицетворяла мечты о женщине, которой у меня не было, женщине, образ которой я разделял с другими купившими билеты зрителями.

Стэнли Рот помогал создавать мечты. Если не создавал сам, то придумывал и развивал идею, делая куда больше остальных, чтобы облечь ее в форму, доступную восприятию большинства. Но ведь Стэнли Рот не был так уж оригинален. Я не раз слышал, как он изрекал совершеннейшие банальности, и начинал сомневаться – неужели Рот действительно верил в ту сентиментальную чушь, которую несли про его фильмы? Прошло еще немного времени, и я начал задумываться: а верил ли он во что-либо еще?

Льюис Гриффин говорил о его гениальности. Но гениальность заключалась не в том, как Стэнли Рот вскрывал суть вещей. Странным, совершенно необъяснимым образом он знал, чего хочет публика, знал это гораздо раньше, чем сами зрители, и потому мог сказать с экрана то, что было доступно каждому из них, и так, словно они видят это в первый раз. «Блу зефир» – сценарий фильма, созданный в пику «Гражданину Кейну», был лучше всего созданного Ротом, однако его сюжет не мог возникнуть прежде, чем появился «Гражданин Кейн».

Среди неразрешимых загадок существования Стэнли Рота пряталась истинная природа его отношений с Джули Эванс. Однажды я заметил, как он смотрел на ассистентку. Так, взглядом мечтателя, оставаясь на расстоянии, смотрят на девочек-старшеклассниц – тех самых, что никогда не обратят на вас внимания.

А потом он, казалось, совсем не замечал ее присутствия. Должно быть, Рот понимал, что Джули влюблена в него, и тем не менее говорил о пределе возможного доверия и о том, что она может предать, если в какой-то момент решит, что ей это выгодно.

Не исключено, что Рот прав, и со временем она могла от него уйти – но вовсе не из холодного расчета. У Джули был тот же дар, по сути, не слишком отличавшийся от таланта Стэнли Рота: инстинктивно знать, что произойдет и какая из тысяч переплетенных ветвей власти и влияния начнет определять ход дальнейших событий. Если бы Джули не любила Рота, она вряд ли пожалела бы о своем уходе. Но Джули была в него влюблена и потому не могла рисковать ни одним, даже самым призрачным шансом.

Возможно, поэтому она предложила вместе поужинать? Не знаю. Но я вдруг засомневался, увидев, как она идет от машины, оставленной у входа в «Шато-Мармо». Предполагалось, что мы встретимся в вестибюле, но мне слишком нравилось наблюдать за Джули. Она хорошо смотрелась в мягком вечернем свете. Джули приближалась, переставляя красивые ноги. Блондинка, с головы до пят облитая золотыми лучами…

Завидев меня, она на секунду остановилась, и я уже знал, что будет дальше. Джули смотрела на меня, не отводя глаз и напряженно улыбаясь, – так смотрит женщина, когда ей помогают выйти из автомобиля.

Взяв меня под руку, она заботливо одернула рукав.

– Ты был великолепен.

Я рассмеялся.

Джули покачала головой:

– Стэнли сумасшедший. Никогда его таким не видела.

– Льюис Гриффин видел, – ответил я, сделав вид, что не верю ни одному слову. – Такой у него характер, и ты знаешь это не хуже меня. Не ты ли говорила, что он мог убить жену? Может, Стэнли убил ее в припадке ярости?

Джули переступила с ноги на ногу и опустила глаза.

– Я знаю его характер, – ответила она, опустив густые ресницы. – Хотя позавчера в первый раз видела, как он пытался кого-то ударить. Удивительно. – Отпустив мою руку, Джули подняла глаза: – Я заказала столик.

Маленький и, к счастью, полупустой ресторанчик располагался на боковой улице рядом с Родео-драйв. Было начало восьмого, и на фоне вечернего неба витрины переполненных покупателями магазинов пульсировали искусственно-ярким светом.

Я заказал виски с содовой. Недолго поразмыслив, Джули попросила вторую порцию. Официант тут же вернулся с заказом.

– Мне это не помешает, – невесело улыбнувшись, объяснила Джули. Отпив пару глотков, она поставила стакан на стол. Затем, нахмурившись, взглянула на меня: – Стэнли может выиграть дело?

Барабаня пальцами по краю стола, я думал не столько о вариантах окончания процесса, сколько о настойчивом желании Джулии вытянуть из меня информацию.

– Это очень важно, – кусая губы, проговорила она.

Я выбивал пальцами барабанную дробь, ожидая продолжения.

– «Блу зефир» погибла, – сказала Джули, явно смутившись. – Нет, пока еще нет, но так вполне может случиться. Стэнли ушел в отставку. Похоже, он подписал бумаги еще вчера, во второй половине дня. Стэнли ничего мне не говорил, он никому не сказал. Сегодня после обеда, незадолго до того как Стэнли вернулся из суда, мне сообщил Майкл.