– Ошибаешься, хозяин, – сурово заметил Брахо. – Подумай; виновен ли меч в том, что разит плоть? Виновны ли лечебные снадобья в том, что с помощью их облетаются страдания человеческие? Виновен ли плуг землепашца в том, что он дает жизнь новому урожаю? Всюду ответ: нет, ибо меч, снадобья, плуг – суть инструменты соответственно воина, лекаря, крестьянина. Равно и мы, Синие Монахи, – суть инструменты твоей воли, Великая Душа. Ты создал нас, ты наложил на Синих Монахов могучее заклятие, и не своей властью, не себя ради, а повинуясь твоей запечатленной в веках воле, мы воскресили тебя! Мы – продукты твоего разума, Великая Душа! А значит, только ты – никто более! – воскресил сам себя! Понимаешь ли ты это?

– Ты прав, магистр, – подумав, согласился Тезиас. – Мне трудно сразу все постичь. Это так неожиданно! Положим, волшебники воскресали из мертвых и до меня: взять хотя бы Тугра Хотана или Ксальтотуна… Но чтобы я сам, пробравшись сквозь тьму тысячелетий, воскресил себя!… Согласись, Брахо, к этому нелегко привыкнуть!

– Мы живем с этим уже не одну сотню лет, – бесстрастно ответил Брахо.

– Значит, и я буду жить с этим… Итак, я снова в ре людей, – задумчиво молвил карлик. – Я вернулся, чтобы продолжить начатое…

– Синие Монахи ждут твоих приказаний, хозяин, – ал магистр. – Желаешь ли ты погубить своих врагов? Хочешь, мы принесем тебе на золотом подносе голову Конана? Или Пелиаса? Или, может быть, ты желаешь объявить миру о возвращении Великой Души?…

– Нет, – оборвал речь магистра Тезиас, и жестокая улыбка искривила его бледные губы. – Всему свое время. Что толку объявлять себя великим Богом, если во власти моей только лишь шестнадцать человек, пусть даже это шестнадцать могучих волшебников?! Нет, Брахо, я больше не повторю своих ошибок. Я возжелал взять весь мир сразу и получил его, но власть моя была скоротечна. На этот раз я буду осмотрительнее. Мне торопиться некуда; из письма видно, что впереди у меня – Вечность! Вечности хватит, чтобы не спеша покорить этот мир и десяток подобных ему. Что же касается моих врагов… О, они получат по заслугам! Я отомщу им так, как может отомстить только Великая Душа!

«Синие плащи» непроизвольно дрогнули под холодным взглядом бледнокожего карлика. Стараясь скрыть волнение, Брахо спросил:

– Насколько жестока будет их смерть?

Тезиас расхохотался, и смех его был подобен визгу бича по спинам забиваемых насмерть рабов.

– Смерть?! Разве я говорил о смерти? Ты плохо меня знаешь, магистр! Нет, я сохраню жизнь твоим врагам, но, клянусь Великим Космическим Знанием, им захочется в Ад от такой жизни! Я отомщу им по-своему, Брахо! Я растащу их души на атомы. Все, что им дорого и во что они беззаветно верят, превратится в каждодневный кошмар. Добро станет Злом, а Зло – Добром. Вас возненавидят близкие, а полюбят недруги! Бели вы чудовища, я превращу вас в красавцев, если вы храбры и благородны, то станете жуткими монстрами, которыми будут пугать детей! О, Конан из Киммерии!

Ты, посмевший однажды победить меня! Трепещи! Отныне начинается долгая, мучительная, полная невиданных в этом мире испытаний, твоя дорога в Ад – в мой личный, припасенный специально для тебя, Конан из Киммерии, Ад Великой Души!…

Хриплый, раскатистый смех Тезиаса, никак не соответствующий хрупкому тельцу карлика, мгновенно разнесся под сводами каменного чертога. Он, этот жуткий, беспримерный смех воскресшего Бога погасил ярко пылавшие камины и воткнутые в стену факелы; чертог погрузился в кромешную тьму, более соответствующую атмосфере, царящей в нем. Холодный смех звенел, возрастая, словно пытаясь удавить все живое в этом мире мрачного камня. И только шестнадцать Синих Монахов, подобные железным статуям, в безмолвии внимали своему хозяину; на груди у их предводителя, прожигая наступившую тьму, сверкал удивительный серебристый медальон с остроконечной пирамидой вечного и всемогущего Стража Земли…

«Черная жемчужина Сета»

О то самое время, когда в каменной цитадели посреди Карпашских гор пробуждалась к жизни Великая Душа, далеко на юге, в мрачной Стигии, стране песков и пирамид, в гигантском дворце-склепе, вросшем в ядовитые почвы покрытого вечным сизым туманом оазиса Хаджар, на огромном троне из черного гранита восседал человек. Был он крепок и могуч; скромный белый хитон едва скрывал мускулистое тело, словно выточенное из бронзы. Лицо его было подобно лику хищной птицы, ястребиный нос соседствовал на нем с тонкими кривыми губами и колючими, полными воли и страсти, изумрудными глазами. На среднем пальце правой руки мужа сверкал перстень удивительной формы. Он изображал змею, свернувшуюся в три кольца и державшую свой хвост в ядовитых зубах. Перстень казался медно-золотым, но то были не медь и не золото. В тусклом свете скрюченных ламп, развешанных по тронному залу, зловеще сверкали изумруды, заменяющие змее-перстню глаза. И только слепой не увидел бы поразительного и ужасающего сходства между глазами восседающего на гранитном троне гиганта и зрачками магической змеи, свернувшейся вокруг его пальца…

Неслышными шагами в тронный зал вошел другой человек. Это был коренастый чернобородый слуга-шемит. Слуга согнулся в низком поклоне.

– Она здесь, Величайший, – тихо сказал слуга.

– Пусть воздет, – сильным, низким голосом произнес бронзоволицый муж.

Раб еще раз поклонился и исчез.

Через минуту покой тронного зала нарушили трое. Два огромных раба-кушита, похожие на сказочных великанов, с телами, словно вырезанными из эбенового дерева, – их наготу едва прикрывал прозрачный шелк набедренных повязок, – вели к трону Величайшего изможденную, худую женщину в рваных лохмотьях; руки и ноги ее опоясывали тяжелые цепи. Не дойдя до трона пяти шагов, они остановились. Небрежным взмахом руки Величайший отпустил рабов. Низко кланяясь, черные гиганты покинули зал. Оставшись наедине с восседающим на троне человеком, женщина – на вид ей было лет пятьдесят – вопросительно взглянула на него, и в ее прекрасных голубых глазах не было ни страха, ни ненависти – скорее, удивление.

Улыбнувшись, Величайший слепая потер пальцами левой руки голову магической змеи. И та, словно ожив, устремила свой изумрудный взор на стоящую перед троном женщину. Женщина же, нисколько не испугавшись, а, напротив, как будто поняв желание змеи и ее хозяина, с улыбкой на устах протянула вперед закованные в кандалы руки. Тяжелые цепи звякнули, с силой ударившись о каменный пол. Точно так же спали кандалы и с ног женщины; она была свободна. И тогда сильный и уверенный голос Величайшего зазвучал вновь, но теперь в нем было волнение и была страсть.

– Приветствую тебя, прекрасная Тхутмертари! Во имя Сета Великого и Всемогущего, ты снова свободна!

– Приветствую и я тебя, мудрый Тот-Амон! – в голосе и осанке бывшей узницы было что-то царственное, как будто она не замечала своих лохмотьев, будто не Тот-Амон, а она восседала сейчас на троне из черного гранита, а Величайший стоял в пыли перед ней. – Отчего ты призвал меня? Зачем понадобилась я повелителю жрецов и волшебников?