Мама называла его по-прежнему Алешенькой, ребята Лешей, учителя Алексеем. Но он знал, что за спиной все называют его — горбун. Он возненавидел эту страшную, вечную обузу. Говорят же: «горбатого только могила исправит». А это очень долго ждать. У него такое сильное сердце, он уже устал это слышать от врачей, от мамы, которая так его утешает, не понимая, что усугубляет его скорбь, от преподавателей физкультуры, тренеров. Везет ему на хороших людей, ему помогают быть таким, как все. Но и они все, кроме мамы, для точности называют его Алеша-горбун. Чтобы не перепутали с другими Алешами… С теми, у которых все, как у людей, и которым не нужно помогать быть на них похожими. Он возненавидел и свое лицо. На нем все на месте… Просто такое лицо может быть только у горбуна. Даже на спину смотреть не нужно. Это навеки печальное и обозленное на судьбу лицо изувеченного зверя.

Алексей закончил школу с медалью. Они с мамой решили, что он поступит в мединститут. Его детскую мечту — стать спортсменом — аккуратно не вспоминали. Говорили лишь о том, как хорошо ему даются точные науки, какие у него сильные ноги: он может долго стоять у хирургического стола, какие точные и неутомимые руки: они помогут людям избавиться от боли и смерти. Да, речь шла только о хирургии. Это дело мужчины, исследователя, спасателя. Это дело, которое займет его мысли без остатка…

Он прекрасно закончил вуз. Получил хорошее место в частной клинике, где сначала ассистировал, а потом и оперировал при участии руководителя практики, которому и принадлежала эта клиника. Цены Алеше Десницкому не было — считали хирургические сестры. Первые успешные операции открыли Алексею смысл его жизни. Он стал мужчиной и не был несчастливым. Да, он стал мужчиной и в прямом смысле. Милая, скромная коллега Жанна из гинекологии, которой он не раз помогал с кесаревым сечением, как-то после очень тяжелой операции, во время которой она плакала от отчаяния: от только что родившегося ребенка уходила мать, — сказала ему, просто сидя напротив в ординаторской с чашкой чая:

— Только вы, Алексей, могли спасти эту женщину. Я вас люблю.

Жанна ему нравилась. Несмотря на свое увечье, он был очень требовательным к женщинам, которые, конечно, об этом не догадывались, избирательным до высокомерия. Впрочем, высокомерие — вроде бы свойство горбунов. У них своя вершина, своя Голгофа. Им с нее виднее больше, чем другим.

Они с Жанной поженились. Свидетелями были коллеги с его и с ее стороны. Праздновали с двумя мамами. Теща была очень грустной. Детей они решили не иметь. Такая коварная и не изученная до конца вещь — генетика. Вдруг поиграет и приобретенное увечье захочет закрепить в памяти генов.

А потом он очнулся, что ли. Он стал замечать реакцию на него других людей. Тех, которых он уже спас или может спасти. Это была нескрываемая брезгливость, не всегда, конечно, но она была. И, проходя по коридору, Алексей ловил за спиной слово «горбун», — то ли оно звучало, то ли нет, но он его слышал. Пациентки иногда отворачивались, чтобы его не видеть на осмотре. Кто-то отказывался у него оперироваться: «Только не у горбуна, пожалуйста. Я подожду».

Коллектив этой московской клиники очень жалел, когда они с Жанной уволились. Они собрали все свои деньги, мамы продали дачи, и пара переехала в теплый город на берегу моря — в Анапу. Здравницу для детей и их мам. Десницкие там открыли маленькую гинекологическую клинику. Там было и родильное отделение, и хирургия, и отделение для послеродовых или дородовых осложнений. Жанна была счастлива. Ей казалось, они убежали от жестокости Москвы, от ее промозглой сырости, столь вредной мамам и детям. Здесь у нее будет много детей. Много счастливых детей. Они всех спасут и всех вылечат. Алексей думал примерно о том же. И еще о другом. Он сделает лучшую клинику в стране. Им некуда будет деться. Они придут к нему за помощью, примут ее из рук горбуна. Отвернутся или нет, чтобы не видеть лицо изгоя, но только он даст здоровье им и жизнь их детям. И еще. Он отомстит. Он знает как.

На рассвете он бегал в любую погоду по берегу моря, отжимался, подтягивался на перекладине, тренировал руки и ноги. Смотрел по поверхности моря, глаза скользили по воде, по синеве, по серой дымке, по четкой линии горизонта. Он так тренировал зрение. Искал покоя душе горбуна, которому нет на свете покоя.

И с очень раннего утра он начинал работать. Как Алексей, как защитник. Он оперировал, он принимал тяжело идущих в эту жестокую жизнь детей, он утешал свою Жанну, когда она оплакивала тех, кого победила смерть, несмотря на все их усилия. Только в этих случаях Алексей закрывался на пять минут в своем кабинете и пил неразбавленный спирт. Этот жидкий огонь был похож на его душу. На его истерзанную душу, которая кутала в свои кровавые лохмотья слишком здоровое сердце.

Его интересовали деньги лишь в смысле продолжения и развития бизнеса. С кого-то брал много, с кого-то — символическую сумму. В зависимости от возможностей. Иначе никак не удержать такое дело, которое должно быть безотказным и демократичным по результату.

И он мстил. Да, он это делал. За надменность и брезгливость, за то, что те, которых может спасти только он, думают про себя: «горбун». Он знал, как затянуть осмотр, он знал, как и на что подействовать, чтобы они потом дома корчились от неудовлетворенного желания и шептали: «проклятый горбун». Алексей любил Жанну, он был ей верен даже в мыслях. Это было совсем другое. Его мужской ответ природе, которая решила его унизить.

Но лед был очень тонким, конечно, в этом жарком городе. И однажды он треснул под сильными ногами горбуна.

Вошла новая пациентка. Ее направили на лечение из Москвы. Жила с сыном лет десяти в пансионате. Мальчику прописали какие-то занятия по лечебной физкультуре в детском оздоровительном центре. Купания в море только до восхода солнца и после захода. Так Ася сказала, отвечая на вопросы Алексея. Не распространялась, какие проблемы. Алексей сам понял, что речь о пороке сердца, скорее всего. Он видел их на рассвете на пляже. Мальчик выглядел хорошо. Тоненький, с русой мягкой челкой, сероглазый. Бледный, конечно, но кто не бледный из Москвы? Солнце его подрумянит и до восхода, и после…

А у нее… У нее была полная лажа вместо диагноза. Эрозия шейки матки, которой отродясь не было. Последствия, недешевое лечение. Много вопросительных знаков. А на самом деле это небольшое послеродовое воспаление, нежная структура, не совсем понятный ему страх перед какой-либо болезнью. Он должен был назначить грязевые ванны, снять уколами боль, выстроить систему закаливания, а у него она не совсем традиционная. Включает и поднятие тяжестей, и охлаждение, и прогревания выше рекомендованных температур. По его схеме. И научить Асю не пугаться, обходиться без лекарств и врачей. Тем более во время беседы он выяснил, что периоды ухудшений совпадают со стрессами. С чем совпадают стрессы — не спрашивал.

Алексей не поступил так, как должен был поступить. Он, не задумываясь, повел себя ровно наоборот. Поздравил Асю с тем, что она является почетным, миллионным пациентом их клиники со дня ее открытия, для которого лечение бесплатное. Сделал озабоченный вид, послал на разные анализы, потом долго говорил, что результаты в лаборатории потеряли… Потому что они были совершенно нормальными. А она совсем не была ему врагом, которому хотелось бы мстить. Она, кажется, просто была ему нужна. Очень скоро это стало ясно и без «кажется».