Вот статуэтку отдают ему. Он вспомнил, как кланялся и что-то говорил в штуку, как раз такую штуку… как там ее?

На этом искра погасла, «утопленник» снова нырнул в болото.

Он так и не вспомнил, что это была за статуэтка, и кто он сам такой. Но почему-то под стук капель дождя он начал открывать пасть, могильная вонь из которой свалила бы человека с ног, и издавать звуки, в которых можно было уловить мелодию и ритм.

***

– Все дело в воде, Фил, – проговорил Гарик и хлопнул его по плечу унизанной перстнями мясистой рукой. – Пей только бутилированную! Иначе – хана.

Сложно было поверить, что этот толстяк, похожий на бомжа, одетый в рваную форму охранника, явно с чужого плеча, был когда-то миллионером и звездой светских хроник.

Филипп брезгливо отвел от себя его руку и сплюнул. Но эту бесцеремонность он еще мог стерпеть. Хотя его раздражала запанибратская манера этого армянского хлыща.

А Филипп и так был на взводе.

Они были последними из тех, кого Катастрофа застала в высотном «курятнике» из стекла и бетона. Последними уцелевшими.

Их с самого начала было мало. Идея, что спастись высоко наверху можно точно так же, как под землей, мало кому пришла в голову. Поэтому в первые минуты, когда погас свет, остановились лифты, и было неясно, что же происходит, почти все, кто мог, покинули здание по лестницам.

Никто из них не вернулся, и никто больше не зашел в здание извне.

Правда была в том, что уровень радиации с удалением от поверхности земли, где оседала почти вся пыль и скапливалась вся дождевая влага, снижался обратно пропорционально высоте. Если держать закрытыми окна, то в сотне метров от уровня земли появлялись шансы выжить. А в кафетериях компаний, арендовавших офисы, можно было найти много запакованных продуктов.

Конкуренция была невелика. Ко второму дню их осталось человек пятьдесят – на все здание. Вскоре люди стали умирать от просочившейся все же радиации. И по другим причинам тоже. Еще несколько человек попытались уйти.

Ко второй неделе их осталось всего двадцать, и конкуренции не стало совсем.

Так прошло несколько месяцев. А потом появились твари. Сначала крысы. Потом упыри, которые иногда поднимались к ним по лестницам и утаскивали людей по ночам. А потом и летуны, которые разбивали окна и пожирали любого, кто не успевал выбежать из комнаты, куда эти крылатые монстры врывались.

Вскоре людей осталось всего пятеро. Они забрались почти под самую крышу и завалили лестницы мебелью. Прятались в помещениях, где не было окон.

Это была самая высокая из башен комплекса «Город столиц». Внизу, насколько хватало глаз, простирался мертвый город. Шахматные клетки улиц и проспектов да несколько проплешин совсем голых пепелищ.

Разумеется, визави Филиппа был не бомжем, а бывшим продюсером (не его продюсером – Филипп был сам себе директор – а продюсером для маленьких неоперившихся цыпочек, из которых тот всегда извлекал максимум прибыли).

Их деловая встреча в тот памятный день внезапно была прервана вспышкой, отключением света, а потом странной темнотой, которая начала медленно сгущаться за окном.

Город до самой МКАД был темным и неживым. Лишь кое-где горели огни, но они были не похожи на электрические.

А ведь он говорил, что арендовать офис на такой верхотуре – не лучшая идея…

В тот вечер они напились виски и бурбона. Но даже принятое море алкоголя не излечило Филиппа от мизантропии. Своего попутчика он терпел вынужденно. А Гарик совсем некстати вдруг начал пороть чушь:

– Дружбан, спой что-нибудь. Может, это последняя песня, которую услышит этот проклятый город. Какую-нибудь из своих, а? Ну чего тебе стоит? Я заплачу́.

Бывший продюсер принялся доставать из карманов и из ящика стола горсти новеньких тысячных банкнот, а потом и стодолларовых купюр. Достав большую пачку, он скатал из них большой ком и поджег его. И смотрел, как чернеют и морщатся лица мертвых американских президентов.

Зря он к нему полез. Тот, кого когда-то звали Филиппом, уже тогда был на взводе. А тут еще какая-то плесень ему указывала… Ему, легенде, единственному в своем роде! А он получил этих статуэток в виде граммофона так много, как никто в этой паршивой стране, которая вдруг решила провалиться в ад, хотя и раньше от рая была далека.

– Да пошел ты, – ответил Филипп и бросил в Гарика бутылку. Тот увернулся и захихикал.

– А-а-а. Понял. Ты без «фанеры» – никак. Ну, я тебе сейчас со смартфона включу… Ты главное, спой, дружище.

Бывший продюсер, похоже, был в стельку пьян и не понимал, что играет с огнем. Из кармана он достал давно не видевший сети телефон.

Каким-то чудом сохраняя еще самообладание, музыкант послал Гарика на три буквы, чувствуя, как пульс подскочил, а зубы сжались до скрипа. Хотелось одного – стиснуть руки на продюсерском горле и услышать хруст костей. Гарик в ответ хрипло рассмеялся и сказал еще что-то язвительное про последний концерт певца: мол, твари внизу такую музыку за милую душу будут слушать и башками в такт трясти.

И тут Филиппа понесло. Прыжком он преодолел разделявшее их расстояние и ударил продюсера кулаком в висок. Удар у него был хорошо поставлен. Больше Гарик уже не поднялся, потому что, падая, он неудачно ударился головой об угол стола. Хотя вроде был жив: кровь вытекала из раны толчками – значит, сердце еще билось.

Но даже это не утолило гнева артиста. Подобрав с пола шнур от зарядника, Филипп затянул его на горле недавнего товарища и держал, отсчитывая пять минут. Именно так они с Гариком в свое время разобрались с тремя сотрудницами крупной фирмы по недвижимости: бухгалтер, юристка, менеджер по рекламе; тридцать пять, тридцать и двадцать семь лет; крашеная блондинка, шатенка и брюнетка с короткой стрижкой. Мужская половина этой фирмы попыталась прорваться вниз и бросила женщин, думая, что уровень радиации «снизился». Идиоты.

Филипп и Гарик, конечно, сделали вид, что рады остаться в таком приятном обществе. А потом дождались, когда женщины уснут, и по очереди их задушили. Ведь защитить тех было больше некому. И в шахту лифта – фьють! Чтобы не делиться ничем. Противоположный пол этих приятелей не слишком интересовал, а запас пищи и чистой воды был большим, но совсем не бесконечным…

***

От конференц-зала тащить Гарика до лифта было слишком далеко и тяжело, а весил чертов продюсер почти как те три дамы, вместе взятые. Стоя рядом с трупом, Филипп думал, как от него избавиться, и не придумал способа лучше, кроме как подтащить тело к разбитому панорамному окну и перевалить через край – вниз. Тяжелый мертвец со свистом исчез в пучине.

В конце полета он уже был похож на крохотную игрушку из «Киндер-сюрприза».

Скатертью дорожка…

Когда небо пересек росчерк молнии и закапал дождь, Филипп вспомнил наставление погибшего.

«Не пей воду. Не жри еду. Только из герметичной упаковки. А то козленочком станешь. Пожалеешь, что не помер. Прячься! Не давай себя кусать никаким тварям, даже насекомым. И людям тоже».