причинам не функционировала, поэтому весь объем грузов приходилось доставлять гужевым транспортом, местные логистические артерии справлялись с такой нагрузкой далеко не самым лучшим образом. Карету изрядно потряхивало, приходилось буквально держаться за специально сделанные внутри транспортного средства поручни.

— Но зачем?

— Очень просто. Такая конфигурация границ привязывает одновременно и венгров, и трансильванцев к России лучше любого каната. Венгры будут всегда знать, что их суверенитет над Секейским эксклавом обеспечивается только дружбой с Санкт-Петербургом, и в случае чего мы всегда можем помочь трансильванцам отобрать его силой. Трансильванцы же будут знать, что соседи горят желанием соединить две части своих земель в одну и тоже будут искать нашего покровительства и защиты.

— Divide at impera? — Задумчиво переспросил цесаревич.

— Именно так. Разделяй и властвуй, — после отлично прошедших переговоров меня потянуло на философию. — В сущности человеческое общество мало изменилось за прошедшие со времен Римской империи века. А сами люди так и вовсе не поменялись ни на сколько. Желания остались те же, страхи, мечты… Рука ноет.

— Ммм? — Не понял сын.

— Сустав крутит. К дождю.

Ну а уже 24 мая в Белграде было объявлено о создании королевства Великой Сербии, в состав которой король Милош I ничтоже сумняшеся включил всю Боснию и земли, населенные хорватами. Последнее было его личной инициативой, и я был совершенно не уверен, что Обренович сможет в реальности подгрести под себя все территории, на которые заявил свои претензии. Впрочем, это были уже не мои проблемы, мне было важно формализовать окончательный распад Австрийской империи, и теперь уже практически ни у кого не оставалось сомнений, что эта страна в любом случае восстановить свои границы 1836 года точно не сможет.

Глава 13

Ирем — пригород Пешта. Десяток километров от венгерской столицы на север ничем непримечательная одноэтажная деревушка на полторы тысячи жителей. Казалось бы, что тут мог забыть русский император с наследником и малой свитой, тем более в такое время. Когда приближался час генерального сражения, долженствующего решить исход большой европейской войны.

Однако причина была. Тут в храме святой Александры была похоронена моя сестра. Старшая дочь Павла и палатина венгерская, умершая от неудачных родов еще в самом начале 19 века. Почти сорок лет назад.

Александру я конечно же не помнил. Мне тогда было совсем немного лет, где бы мы могли особо пересекаться… Что, с другой стороны, не отменяет всей паршивости истории. Молодую шестнадцатилетнюю принцессу отправили в чужую страну без особой поддержки, а уже здесь из-за каких-то местных интриг она, по рассказам, подверглась натуральной травле. Вместо блестящего существования в качестве супруги наследника престола ее фактически отлучили от двора и предоставили самой себе. Причем ни муж ее ни отец — у Павла, ради справедливости, в тот момент было своих проблем выше крыши — ничего с этой ситуацией не сделали.

А дальше классика для этого времени — тяжелые роды, смерть дочери и угасание в течении нескольких дней. Не знаю, можно ли было ей помочь, однако местные подданые даже после смерти девочки смогли нагадить. Тело не могли нормально похоронить — таскали с места на место, даже в посмертии проявляя пренебрежение к человеку, который в общем-то никому в своей жизни и насолить не успел.

Эту история я и пересказал молча идущему рядом со мной Лайошу Кошуту. Министр временного правительства королевства молчал и слушал. На лице венгра было написано непонимание, зачем я вообще выдернул его из столицы, и чему, собственно, посвящен данный экскурс в историю.

— Отвратительная история, — пожал плечами венгр. — Габсбурги. Они никого вокруг за людей не считают. Хотя теперь, наверное, их взгляды немного изменятся.

— Вероятно, — согласился я, неторопливо ступая по выложенной камнем дорожке. — Однако поговорить с вами, дорогой Лайош, вы не против если я буду вас по имени называть? Так вот не Габсбурги предмет нашего сегодняшнего разговора, а Венгрия. Вернее, ее будущий монарх.

Кошут поморщился. Тема была сложной — многие в венгерской верхушке предпочли бы скорее строить республику, чтобы не отдавать самый жирный кусок власти кому-то одному, но и Россия и Пруссия были против. Только еще рассадника республиканских идей под боком нам тут не хватало для полного счастья. Поэтому выбирать короля мадьярам все же придется, причем желательно в самые сжатые сроки, в идеале — до окончания войны.

— Это очень сложный вопрос, ваше императорское величество…

— Просто Николай Павлович, пожалуйста.

— Да, конечно, — Кошут на секунду задумался и продолжил мысль. — Видите ли, сейчас у нас сложилось три примерно равные по влиянию группы, каждая из которых имеет, так сказать, своего кандидата на престол. Договориться пока у нас не получается.

Положение в венгерских верхах я знал как бы не лучше самого Кошута, поскольку именно русская разведка во многом поспособствовала сложившейся ситуации. Именно благодаря влиянию наших людей разговаривающего со мной вельможу — изначально наиболее сильную и перспективную фигуру — назначили на самый ничтожный министерский портфель. Дела национальностей, особенно во время войны и особенно, когда никаких других национальностей кроме венгерской в королевстве оставлять не предполагалось, мало кого, если честно, интересовали. Поэтому заявление собеседника о том, что все группировки имеют примерно равные шансы прийти к финишу этого забега первыми, были, как бы это сказать… Лукавством.

— Как вы смотрите на отношения межу Венгрией и Россией после войны? — Переключил я внимание венгра на другую тему.

Мы меж тем подошли к храму святой Александры, и я без тени сомнений двинул внутрь. Кошут немного замялся, но оставаться снаружи не пожелал и тоже зашел. Ко мне тут же подскочил адъютант, держащийся в течении прогулки поодаль, и подал пучок восковых свечей.

— Я думаю, что сотрудничество между двумя странами было бы выгодно… Всем. — Венгр взял из моих рук протянутую ему свечу и, повторив мои манипуляции, воткнул ее в специальный ящичек с песком перед распятием «за упокой».

— Сотрудничество — это хорошо, — так же в полголоса ответил я. В церкви в этот момент никого не было, однако говорить громко было все равно как-то неудобно. — Но в какой форме?

Я перекрестился, Кошут тоже, только не справа налево, а слева на право, по-католически.

— Я так понимаю, что вы Николай Павлович не просто так позвали меня на