— Я слышал твой голос, — прошептал он.

Реза не знала, плакать ей или смеяться. Она наклонилась к Мо и, покрывая его лицо поцелуями, смеялась и плакала одновременно.

26 ПЛАН ФЕНОЛИО

Дайте мне лист бумаги и карандаш, и я переверну мир.

Фридрих Ницше. Белое и черное искусство

Два дня после праздника в замке Фенолио водил Мегги по Омбре, показывая каждый закоулок.

— А сегодня, — сказал он на третий день, когда они выходили из дому после завтрака у Минервы, — я покажу тебе реку. Спуск к ней крутой, нелегкое дело для моих старых костей, зато там можно поговорить, не опасаясь, что нас подслушают. А если повезет, ты увидишь русалок.

Увидеть русалку Мегги очень хотелось. В Непроходимой Чаще ей удалось разглядеть в мутном озерце лишь одну, да и та, завидев тень Мегги на воде, тут же метнулась прочь. Но о чем Фенолио хочет поговорить с ней в такой тайне? Догадаться было нетрудно.

Кого ей придется вычитать на этот раз? Кого и откуда? Из другой книги самого же Фенолио? Они спускались по тропинке, вившейся вниз по крутому обрыву между полей, на которых работали под утренним солнцем крестьяне. Как трудно, наверное, получить с этой каменистой почвы урожай, которого хватило бы на зиму. А ведь часть скудных запасов неизбежно доставалась тайным воришкам: мышам, гусеницам, личинкам и мокрицам. Жизнь в мире Фенолио была необычайно трудна, однако Мегги казалось, что каждый новый день в его мире обволакивает ее сердце чарами, клейкими, как паутина, и в то же время завораживающе прекрасными…

Этот мир представлялся ей теперь совсем настоящим. Тоска по дому почти прошла.

— Иди сюда!

Голос Фенолио вывел ее из задумчивости. Перед ними мерцала в солнечных лучах река между покрытых цветами берегов. Фенолио взял ее за руку и подвел к самой воде. Мегги с надеждой склонилась к медленному потоку, но русалок не было видно.

— Ну да, они боятся. Слишком много людей! — Фенолио недовольно показал на женщин, стиравших неподалеку белье.

Он повел Мегги дальше по берегу, пока чужие голоса не смолкли. В наступившей тишине слышно было только журчание воды. Позади на бледно-голубом небе вырисовывались крыши и башни Омбры. Дома теснились в кольце городских стен, как птенчики в слишком маленьком гнезде, а над ними развевались черные знамена замка, словно само небо украсили траурной каймой, возвещая о скорби Жирного Герцога.

Мегги вскарабкалась на плоский камень, далеко выдававшийся в воду. Река была неширокая, но, похоже, глубокая, с темной водой.

— Что, увидела русалку? — Фенолио чуть не свалился со скользкого камня, подбираясь к ней.

Мегги покачала головой.

— Что с тобой? — Фенолио хорошо ее знал после многих дней и ночей, проведенных вместе в доме Каприкорна. — Тоскуешь по дому?

— Нет, не в этом дело. — Мегги встала на колени и опустила пальцы в холодную воду. — Мне просто снова приснился этот сон.

Накануне Фенолио показывал ей улицу пекарей, дома, в которых жили богатые торговцы пряностями и драгоценными тканями, и все львиные морды, цветы, рельефы, которыми искусные резчики Омбры украсили здания родного города. Фенолио, кажется, считал все это исключительно своим созданием, судя по гордости, с которой он демонстрировал Мегги все, даже самые отдаленные, закоулки. «Впрочем, не все, — признался он, когда Мегги потянула его в какой-то проулок, куда они еще не заходили. — Конечно, у Омбры есть и неприятные стороны, но зачем тебе забивать этим свою хорошенькую головку?»

Уже стемнело, когда они вернулись в мансарду Минервы, и Фенолио тут же побранился с Розенкварцем, который брызгал в фей чернилами. А Мегги, хотя их перебранка становилась все громче, задремала на соломенном матрасе, присланном ей Минервой наверх. И вдруг перед глазами у нее поплыла краснота, влажная, душная краснота, а сердце заколотилось все сильнее и сильнее, пока не разбудило ее своим бешеным биением…

— Мегги, гляди скорее! — Фенолио коснулся ее руки.

Под водяным покровом мерцали пестрые чешуйки. В первое мгновение Мегги приняла их за листья, но потом поняла, что это глаза, глядящие на нее, — глаза, похожие на человеческие и все же совсем другие, потому что в них не было белка. Руки русалки казались нежными и хрупкими, почти прозрачными. Еще мгновение — и по воде ударил чешуйчатый хвост, а потом все исчезло. Только стая серебристых, как улиточная слизь, рыбок плыла мимо да вился над водой рой огненных эльфов, каких они видели с Фаридом в лесу. Фарид… Он вырастил у ее ног огненный цветок, специально для нее. Сажерук его и правда многому научил, удивительным вещам…

— Мне кажется, я вижу каждый раз один и тот же сон, но, проснувшись, не могу его вспомнить. Помню только страх… чувство, что случилось что-то ужасное. — Она обернулась к Фенолио. — Ты веришь в такие вещи?

— Ерунда! — Фенолио отмахнулся от этой мысли, как от назойливой мухи. — Это все из-за Розенкварца. Он разозлил фей, и наверняка одна из них уселась ночью тебе на лоб. Они жутко мстительные, причем не особо разбирают, кому мстят.

— Правда?

Мегги снова обмакнула пальцы в реку и вздрогнула, до того холодная была вода. До нее донесся смех женщин, стиравших белье, а на руку ей опустился огненный эльф. С человеческого личика смотрели глаза насекомого. Мегги поспешно стряхнула с себя крошечное создание.

— Правильно, — заметил Фенолио. — С огненными эльфами нужно поосторожнее. Они могут тебя обжечь.

— Я знаю, Реза рассказывала.

Мегги посмотрела вслед эльфу. На руке у нее осталось красное пятнышко, и кожу в этом месте жгло.

— Это я их придумал, — гордо заявил Фенолио. — Они делают мед, позволяющий говорить с огнем. Каждый огнеглотатель мечтает его заполучить, но огненные эльфы нападают на всех, кто приближается к их гнездам, и почти никто не может украсть у них меда, не получив страшных ожогов. Сажерук, пожалуй, единственный, кому это удавалось.

Мегги молча кивнула. Она слушала его вполуха.

— О чем ты хотел со мной поговорить? Ты хочешь, чтобы я кого-то вычитала, да?

По воде проплыло несколько увядших цветов, красных, как кровь, и сердце у Мегги снова заколотилось так, что она прижала руку к груди. Да что это с ней?

Фенолио расшнуровал висевший у него на поясе мешочек и вытряхнул на ладонь плоский красный камушек.

— Красота, правда? — сказал он. — Я добыл его сегодня утром, когда ты еще спала. Это берилл, читальный камень. Его используют как очки.

— Я знаю. И что?

Мегги провела кончиками пальцев по гладкому камню. У Мо тоже такие были. Лежали на подоконнике в его мастерской.

— И что? Какая ты нетерпеливая! Виоланта подслеповата, как крот, а ее очаровательный сынок куда-то запрятал ее старый берилл. Вот я и раздобыл ей новый (хоть и пришлось отдать за него почти все деньги, какие у меня были). Надеюсь, она будет мне до того благодарна, что расскажет кое-что о своем покойном супруге. Конечно, это я придумал Козимо, но с тех пор прошло много времени. Честно говоря, я не очень-то хорошо помню, что я о нем писал, и потом… Кто знает, как он мог измениться с тех пор, как эта история вздумала развиваться дальше самостоятельно!