качнулся назад. И Шура… она просто выпала в открытое окно. Там было невысоко. Но накануне асфальт сняли, чтобы поменять трубы. И всюду торчала арматура. Шура упала прямо на арматуру. Она даже не успела ничего понять. А ты зашлась криком и слезами. Марина в ужасе поняла, что натворила, и вызвала отца. Он привез с собой психотерапевта Князева, которого курировал. Тогда спецслужбы активно интересовались гипнозом и прочими методами массового воздействия. Все эти Кашпировские, Чумаки и прочие. Успокоить тебя было невозможно. И тогда тебя заставили всё забыть. Марина во всём обвинила меня. Отец пригрозил, что меня обвинят в убийстве, если я оставлю Марину. Отец Марины подчистил все документы. Словно Шуры и не существовало вовсе. Мы жили с Мариной, как чужие люди. И мне было всё равно, что у нее были любовники. Марина сошла с ума из-за того, что очень хотела детей. Я не виню ее. Моя вина здесь тоже есть. Такое впечатление, что даже природа на клеточном уровне была против нашего брака. От меня она забеременеть не могла. Но от Генриха получилось. Витя – сын Генриха.

– Что? – в ужасе переспросила Лаура.

– Честно говоря, я давно подозревал, но не хотел тебя посвящать в свои подозрения, – признался Матвей. – Теперь понятно, почему и Витю исключили из наследства.

Отец Лауры помолчал, переводя дух, и снова продолжил:

– Только одно отец Марины не смог изменить: имя Шуры на лицензии препарата. Он просто не подумал об этом. А теперь о самом важном. Слушай внимательно, дочь. Разработка препарата началась на Кубе еще в конце 80-х. «Ящик» – закрытый исследовательский центр был создан под патронажем СССР и Кубы. Но есть нюанс: для центра требовалось оборудование, которое не делали ни в СССР, ни на Кубе, ни в странах соцлагеря. В условиях холодной войны ни одна западная страна не могла продать оборудование соцстранам. Это тоже было частью холодной войны. Поэтому требовался нейтральный западный партнер. И таким партнером стала швейцарская фармацевтическая компания. Они закупали для нас оборудование в обмен на разработки. Конечно, мы не всем делились. Отдавали им крохи, но и этого хватило с лихвой. Чтобы не утомлять тебя подробностями могу сказать только одно: львиная доля знаменитых западных лекарств – это изобретения наших еще советских ученых. Так же было и с «Дидоной». Мы с твоей мамой начали разрабатывать его вместе. Но завершить она не успела. Я закончил всё только год назад. Помнишь, я летал в Швейцарию якобы на научную конференцию? Я придумал конференцию, чтобы обмануть Марину. Я летал регистрировать препарат в международном патентном бюро. Там два имени: мое и твоей мамы Шуры. Тогда же были оформлены все документы на наследование препарата. Ты найдешь их в большой комнате. На верхней полке есть альбом «История европейской оперы». Открой книгу. В ней вырезаны страницы, вместо них конверт из плотной коричневой бумаги. Это и есть лицензия на препарат в единственном экземпляре. Знаю: это был большой риск держать такие документы на старой даче в единственном экземпляре. Тебе это тяжело понять. Ты из другого поколения. А мы, советские люди, знаем, что в компьютерах ничего хранить нельзя. И если ты смотришь эту видеозапись, значит мой план сработал, и Марина ничего не нашла. Наверняка, мой компьютер она забрала сразу. Год назад в Швейцарии я получил гражданство. Учёным часто делают поблажки. Им легче его получить. Не потому, что я хотел уехать. Просто так легче было оформлять бумаги. Патент действителен двадцать лет. После этого все производители лекарств могут его использовать. Поэтому Марина так спешила. Гражданам России тяжелее оформить заявку в международном патентном бюро. Это может занять несколько лет, а с наследством и дольше. Швейцарцы на низком старте и мечтают заполучить препарат. Приблизительная оценка годового дохода от продаж препарата: от пяти до десяти миллиардов евро в год. Но прошу тебя, дочка: не продавай его швейцарцам. Есть российский фармацевтический концерн «Парацельс». Владелец Горчаков Игорь Дмитриевич – мой коллега и старый друг. Он в курсе того, что происходит. Горчаков человек жесткий, но честный. Сожрёт Марину с потрохами и не обманет тебя. Ты – единственная наследница лицензии и это написано в самой лицензии. Потому что по швейцарскому законодательству и международной юрисдикции патентного бюро изобретатель может и должен заранее выбрать наследника. Но ты же понимаешь, что Марина и ее любовник Генрих без боя не сдадутся. Самой тебе их не осилить. Горчаков – твоя единственная надежда. На обратной стороне завещания номер телефона Горчакова.

Матвей перевернул листок с завещанием и немедленно записал номер Горчакова в свой телефон. Монитор компьютера на миг стал черным, но запись продолжилась. Отец Лауры выглядел всё хуже и хуже. Он с трудом говорил и задыхался.

– Мне очень плохо, дочка. Я хотел тебе позвонить. Но сил нет. Боюсь, что не успею. Решил сначала видео записать, а потом уже позвонить. Об одном прошу: не дай Марине продать препарат за границу. Мы с Шуркой всегда были идеалистами. Советские мы, настоящие советские. Мы наш, мы новый мир построим. Хотели сделать лекарство, которое перезапускает организм. Вынуждает иммунную систему самостоятельно справляться со всеми заболеваниями вплоть до рака. «Дидона» заставляет организм бороться и побеждать. Он это умеет. Нужно только правильно прописать биохимические алгоритмы, запускающие процесс восстановления. Это как революция, только на уровне клеток. Забавно, правда? Я так и не научился бороться за жизнь. Твою жизнь, свою и жизнь Шуры. Не смог ничего перезапустить. Марина точно захочет продать «Дидону» за границу. Но ты моя дочь. Моя и Шуры. Ты такая же, как мы. В смутные времена в 90-х, когда СССР распался, западные компании скупали за копейки наши изобретения и выдавали за свои. Мы с твоей мамой всегда мечтали, чтобы имена наших ученых были известны на весь мир. Сейчас я пойду звонить тебе. И если успею, то извинюсь лично. Я очень тебя люблю, дочка. Просто никогда не говорил об этом. Так как всегда чувствовал вину за свою трусость. Мы с Шуркой назвали препарат «Дидона». Потому что оба очень любили эту оперу. И наша история очень похожа на ее сюжет. Помнишь? Там есть такие слова:

Когда в земле я упокоюсь,

пусть прегрешения мои

покой души твоей не тронут.

Помни меня! Помни меня, но…

забудь про мою печальную участь.

Это то, чего я хочу. Этого хотела бы твоя мать. Помни нас, но не печальными неудачниками. Запомни нас талантливыми и очень любящими тебя. Забудь нашу печальную участь и будь