Когда же вспыхнула заря следующего дня, выехали со двора купцы, но еще раньше покинул свой замок сэр Ланселот, и один конь нес его, а второй с пустым седлом скакал рядом.

Семь дней пути до монастыря посулили купцы. Не щадя коней, в три дня промчал Ланселот это расстояние. Только ночью, когда непроглядной становилась тьма, давал он отдых себе и лошадям. Даже костер забывал развести рыцарь, потому что ни холода, ни сырости не чувствовал он, и гнала его вперед мысль о Гвиневере. Недаром же он допоздна расспрашивал купца. Нет, не королевой и владычицей живет Гвиневера в монастыре. Несчастной узницей оказалась она из-за козней злобного Мордреда! Еще немного, и решится этот негодяй на самое страшное – убить королеву. О, как мешает ему благородная Гвиневера! Ведь не будь ее, пронырливый Мордред убедил бы рано или поздно короля Артура, что стал предателем сэр Ланселот. А там, глядишь, и прочих рыцарей перессорил бы между собою на горе всей Англии. И переполняет Ланселота ярость, и терзает он шпорами бока своего коня.

На третий день к вечеру остановил Ланселот коня у монастырских стен. Держась в тени деревьев, обошел сэр Ланселот монастырь и долго высматривал хоть какой-нибудь знак, чтобы отличить окно Гвиневеры от прочих. И когда в монастырской тишине зазвучали негромко струны, понял сэр Ланселот, что ждал он не напрасно. Привязал Ланселот коней, оставил на росистой траве тяжелые доспехи, а чтобы не мешал меч, укрепил его рыцарь за спиною, дождался, покуда темное облако закроет луну, и скользнул к монастырской стене. Горячо молился Ланселот в душе своей, чтобы послал ему Господь средство взобраться по высокой стене, когда же ощупал кладку, то ликование охватило его. Велики были щели между камнями в старой стене, и, когда вставил Ланселот в эту щель свой кинжал, славная получилась ступенька. Утвердился Ланселот на ней двумя ногами, отыскал место для второго кинжала, переступил на него. Распластался, как ящерица, по стене, присел, выдернул первый кинжал из стены, переставил его повыше…

Ступенька за ступенькой строил Ланселот свою лестницу; когда же доносились до него голоса рыцарей, что бродили в темноте по монастырю, замирал он, прижавшись к камням, и давал себе отдых.

Наконец оперся он о край узкого окна и бесшумно перескочил в комнату. Но едва он встал на ноги, как навалился на него дремавший у окна стражник. Несчастный глупец! Разве знал он, кого задумал скрутить.

Едва слышно вскрикнула в испуге Гвиневера, а стражник уже хрипит, и торчит у него в горле кинжал Ланселота.

Не было времени на расспросы, да и не спрашивала ничего Гвиневера. Быстро оглядел Ланселот покои королевы. Простыни, завесы над ложем, наряды – все пошло в ход, чтобы спуститься из окна. И вот уже бегут к лесу две тени, и вот уже скрылись они в зарослях.

Лишь около лошадей остановились королева и Ланселот. И тогда на короткий миг обняла королева своего спасителя и заплакала, – ведь темна была ночь, и не мог рыцарь видеть, как плачет его королева.

– Мой Ланселот, – сказала она наконец, когда слезы ее иссякли и дух укрепился, – не было в моей жизни часа счастливей этого. И не стану я решать, к добру или к худу увозишь ты меня отсюда, – ведь день с тобой, мой Ланселот, равен жизни.

И с тем поднялись они в седла и скакали день и ночь, покуда не встал перед ними замок Ланселота. Мигом распахнулись окованные железом ворота, тяжелый мост опустился на цепях, и едва живые от усталости въехали всадники во двор замка.

Только глупец и невежда станет объяснять рыцарю, с чего начинается война. Всякий знает, отчего загорается обидой сердце, отчего холодному клинку не терпится напиться живой крови, и не говорят тогда лишних слов рыцари, а готовятся к бою.

Лишь увидел сэр Динадан, как проскакали по мосту рядом Ланселот и Гвиневера, сразу понял он, что не снесет такой обиды король Артур. Тут же послал он людей разрыть плотину, что отделяла пруды от крепостного рва, чтобы водою наполнился он. А других Динадан послал по окрестным селам, чтобы ячмень и пшеницу свозили немедля в замок. Третьим же велел груды камней складывать на стенах, чтобы встретить врага, как полагается. И вот, когда в замке кипела работа, а из соседних деревень тянулись, громыхая, телеги, поднялся Динадан в зал, где сидели Ланселот с Гвиневерой. А за ним и сэр Грифлет, и другие рыцари, что последовали за сэром Ланселотом, вошли в этот зал и клялись в верности ему и королеве, хотя бы даже и решил король Артур идти на них войною со всей своей силой.

– Дивно это, – молвил сэр Ланселот, когда смолк в зале гул голосов, – дивно и радостно мне, ибо пришла беда, и вот-вот запоют тревогу трубачи на башнях, но нет печали в моем сердце, и мысль о смерти не приходит ко мне. Словно вернулись времена, когда собирались мы за Круглым столом и свет рыцарской доблести не угасал в Камелоте.

И с тем разошлись они, потому что велика была опасность и много было у них еще дела.

День за днем стерегут королеву Гвиневеру люди Артура. Только ночью позволяют ей остаться одной. Приходит полночь, и могучий стражник запирает окно в королевском покое и выходит от королевы, чтобы до рассвета сидеть под ее дверью.

Однако уже пробил монастырский колокол полночь, а свет в королевином покое все горел, и стражник не выходил оттуда. И тогда сэр Гавейн, которому Артур поручил сопровождать королеву и стеречь ее в монастыре, стукнул негромко в ее дверь. Но не дождался ответа сэр Гавейн, и снова стучал он и звал, и все было напрасно.

Тогда навалился сэр Гавейн плечом на узенькую дверь так, что сломался засов и едва не упал он на пол. Прочие же рыцари сбежались на шум и вслед за ним вошли к королеве.

Но пусто было в покое королевы. Один только стражник лежал у окна на полу, точно устал он стеречь Гвиневеру и уснул. Замерли в изумлении рыцари, но, увидев веревку, что свисала из окна, поняли все.

– Клянусь своими шпорами, – сказал сэр Гавейн, – либо наша стража годится только для того, чтобы стеречь курятники, либо все мы не годимся в подметки тому, кто проник к королеве.

И тут один из рыцарей нагнулся к убитому и вытащил у него из горла кинжал.

– Иисусе! – воскликнул он, поднимая кинжал к свету. – Взгляните, сэр Гавейн.

И когда Гавейн рассмотрел кинжал внимательно, кровь отхлынула от его лица.

– Не сыскать нам такой стражи, чтобы защититься от того, кто увез королеву. Герб Ланселота на этом клинке, рыцари. Пусть теперь же скачут гонцы к королю Артуру. И спаси нас Господь от великой распри.

Кто уверен в своих силах, не ждет врага затаившись. Спешит он вперед и сил чужих не считает. Бьется смело и о ранах своих не думает – будет время перевязать их, когда побежит враг. А настигнет смерть в бою – что ж, тогда и заботиться не о чем.

Нет в Британии рыцаря, кто посмел бы сказать, что таится сэр Ланселот от опасности, что боится взглянуть в глаза врагу. Но встал король Артур со своим войском против Ланселотова замка, и не показывается Ланселот в поле, и на стенах его не видно.