И тогда хитроумный Мордред подозвал своего оруженосца, юношу весьма проворного, и велел ему пробиться к Артуру и срезать у него с пояса ножны Эскалибура. Полный шлем золота и рыцарские шпоры посулил он оруженосцу, ведь покуда на боку у Артура были ножны, никто не мог даже ранить его.

А между тем бьется Артур, не зная устали, и уже не одного рыцаря поверг он на землю своим Эскалибуром. Но вот пробился к нему сквозь свалку боя оруженосец Мордреда, и, как проворный жулик срезает кошельки на ярмарке, так и он срезал волшебные ножны Эскалибура. Срезал – и невредимым добрался до своего господина. Хотел уже Мордред опоясаться этими ножнами, но накатилась на них сеча, и упал оруженосец с коня, а сам Мордред едва успел заслониться щитом.

Рубятся рыцари, своей и чужой кровью обрызганы их латы, с каждой минутой все меньше бойцов остается в седлах. Но страшный вопль раскатился над битвой, и лязг и грохот заглушил он – это благородный Артур увидел, как упал на шею своего коня Гавейн, и голова его была разрублена.

– Будь ты проклят, Мордред! – вскричал он. – Короной клянусь, что не уйдешь ты отсюда живым!

С небывалой яростью кинулся в сечу Артур. Словно могучий дровосек в густом лесу он, и валятся от его ударов рыцари, как сухие деревья, и не чувствует он своих ран. Вот уже виден ему из-за мечей и щитов шлем Мордреда, и алые перья на нем, как пламя на ветру. Но и Мордред увидел Артура. Хочет ускакать, да стеснились вокруг рыцари, и ни вправо, ни влево не шагнуть его коню. И великая злоба затопила тут сердце Мордреда, что не думал он более о собственном спасении, но лишь о том, чтобы и Артур не вышел из этой битвы. И вот достал он из-под доспехов склянку с ядом и разбил ее на лезвии своего меча. Яд же растекся по клинку и смешался с кровью рыцарей, убитых Мордредом.

– Я дождался тебя, король Артур! – крикнул Мордред своему врагу.

И вот уже прорубился к нему Артур, и высекли они искры из своих клинков. Высмотрел Мордред место на плече короля, где изрублены были доспехи и могучие мышцы виднелись из-под стального панциря. Привстал в стременах Мордред, что было сил подался вперед и впился отравленным лезвием Артуру в плечо. Король же встретил изменника страшным ударом, так что рухнул Мордред с коня, не издав ни звука.

И стихла битва, потому что мало рыцарей осталось в живых, и сэр Кэй в изрубленных доспехах подъехал к Артуру и снял его с коня, ибо начал действовать яд Мордреда и охватила короля страшная слабость. Расстегнул Кэй доспехи короля Артура, подозвал одного из тех рыцарей, что изранены были меньше других, и перенесли они несчастного владыку в часовню у самого моря. И словно бы полегчало королю.

– Кэй, – молвил он, – что за крик на поле? Разве снова съехались рыцари рубиться?

И вышел сэр Кэй из часовни и сказал, вернувшись:

– Хищные грабители и подлые воры вышли на поле и снимают с убитых рыцарей что ни есть у них ценного. И ссорятся между собой, и делят добычу с криком.

Закрыл Артур ладонями лицо, и горячие слезы побежали сквозь пальцы. Но не долго сидел он так.

– Кэй, – позвал Артур. И он снял с себя Эскалибур и подал его Кэю. – Ступай на берег и брось мой меч в воду.

И сэр Кэй отправился к морю. Но так прекрасен был благородный меч и рукоять его была так дивно изукрашена драгоценными камнями, что не решился Кэй бросить его в воду. Он спрятал Эскалибур под корнями дерева, а сам поспешил вернуться к королю.

– Что же ты видел на море? – спросил король.

– Сэр, – отвечал он, – лишь волны и ветер.

– Так, значит, солгал ты мне, – вымолвил король. – Иди же снова к морю и сделай то, о чем прошу я тебя.

И снова не решился сэр Кэй расстаться с Эскалибуром, и, как в первый раз, уличил король его во лжи.

– Дважды ты предал меня, – сказал король Артур, – так хоть на третий раз исполни мою волю. Но не медли, ибо холод уже охватил мое тело.

И снова ушел сэр Кэй и зашвырнул меч в воду, как только мог далеко. В тот же миг поднялась из волн рука, поймала меч, взмахнула им и исчезла вместе с мечом под водою.

Возвратился сэр Кэй к королю и рассказал о том, что видел. А король попросил Кэя отвести его на это место. Но не было уже у рыцаря сил, как ни бился он, ничего не мог поделать с королем. Тут застучали по берегу копыта, и вошел в часовню Ланселот. Он опустился на колени около Артура и проговорил:

– Прости меня, благородный Артур, ибо неразумным подданным оказался я и оставил своего короля в его последней битве.

– Прости и ты меня, сэр Ланселот, за то, что поверил я наветам Мордреда. И если не тяготит твое сердце обида, то сослужи своему королю последнюю службу.

Поднял Ланселот умирающего короля, точно младенца, и нес его, а слезы Ланселота падали и жгли умирающему Артуру лицо и руки.

Когда же подошли они к тому месту, где Кэй забросил в волны Эскалибур, то увидели богато украшенную лодку и прекрасных дам, что сидели в ней. И старшая из них повелела Ланселоту внести короля в лодку и положила его голову себе на колени.

– О Артур, – сказала она, – кончается твой путь, и раны твои уже остыли. Отшумели битвы, затупились мечи. Время долгого сна настало для рыцарей.

И ушла лодка, хоть не было на ней ни паруса, ни гребцов.

Оставив на берегу сэра Кэя, ушел Ланселот. Когда же наступило следующее утро и добрался Кэй до часовни, то нашел там меч Ланселота и копье, что стояло у дверей, подобно забытому посоху. Сыскался и конь Ланселота, который бродил поблизости, и только самого рыцаря с тех пор не видел никто. И одни говорили, что ушел он вслед за Артуром в те края, где находят покой богатыри и герои и где нет ни злобы, ни зависти. А другие уверяли, что пустился он бродить по свету, подобно сыну своему Галахаду. И только могилы его не видел никто.

Когда же наступают тяжкие времена и ходит по земле зло, вспоминают люди легенды и песни о доблестном короле Артуре и славном рыцаре Ланселоте. Легче тогда становится на душе у обиженных, силой наливаются руки у слабых, и нет такого могущественного негодяя, который не просыпался бы по ночам от стука копыт Артурова коня. Благородный король долго скачет, но, как бы ни был далек путь, он непременно одолеет его.