– Передумал. Почему, уже сказал.

– Господи! – Анна заломила руки на груди. – На кого я тратила время и деньги?! Для кого старалась? Я-то думала: у нас любовь, а ты плюнул мне в душу. Права Катя: бурбон! Глупый и неотесанный.

– Прости! – развел руками Платон. – Не мог поступить иначе.

– Ты хоть понял, для чего я старалась? – продолжила Анна, не в силах остановиться. – Хотела поднять тебя из грязи, поставить рядом с собой. Фрейлине государыни нельзя выйти замуж за армейского подпоручика. А вот за свитского офицера – вполне. Ты мог стать мужем графини Орловой-Чесменской, войти в число виднейших людей государства! И что же предпочел?

– Муж – мальчик, муж – слуга из жениных пажей, высокий идеал московских всех мужей[59], – пробормотал он себе под нос, но Анна расслышала.

– Что?! – закричала, раздувая ноздри. – Еще и насмехаешься? Вон отсюда! Чтобы ноги твоей не было в моем доме! Видеть тебя не желаю, ублюдок!

Лицо Руцкого закаменело.

– Прощайте, ваше сиятельство! – произнес Платон ледяным тоном. – Сделаю, как пожелаете.

Повернувшись, он вышел, а Анна обессиленно опустилась в кресло. У нее вдруг нестерпимо заболела голова. Позвонив в колокольчик, она вызвала Катю, и та накапала ей в стакан с водой лауданума. Под воздействием лекарства боль утихла, а затем Анна забылась в кресле. Проснулась уже в сумерках. Потянувшись, вспомнила состоявшийся разговор и ощутила горечь в душе. Жаль, что не сдержалось. Ей не следовало быть такой резкой, тем более называть Платона ублюдком. Он хоть и бастард, но природный князь. А вот ее отец из простых дворян, хотя и стал графом. Но и Платон хорош: поступить так после всего того, что она для него сделала! Неблагодарный! Ничего, она еще заставит его просить прощения. На коленях будет стоять! А там можно и изменить его глупый поступок. Придется просить государыню, но она поймет. Великую услугу ей Платон оказал. Анна позвонила в колокольчик.

– Как там Платон Сергеевич? – спросила заглянувшую в будуар Катю. – Чем занят?

– Съехал-с, – доложила конфидентка. – Как только от вас вышел, позвал денщика и велел тому собирать вещи.

– Как съехал? – удивилась Анна. – Куда?

– Неизвестно-с, – развела руками Катя. – Денщик привел коляску извозчика, погрузил в нее пожитки, они сели сами и уехали.

– Что-нибудь велел передать?

– Нет-с! – покачала головой Катя.

– Записку оставил?

– Нет-с.

– Ты хорошо смотрела? – спросила Анна, к которой пришло осознание, что случилось нечто непоправимое. – В комнату его заходила?

– Точно так-с! – подтвердила Катя. – Нету.

– Сама посмотрю! – сказала Анна, вставая.

– Ваше сиятельство! – Катя рухнула на колени. – Умоляю: не ходите!

– Это с чего? – фыркнула Анна и, обойдя конфидентку, вышла из будуара. Пройдя коридором, остановилась у комнаты Платона, чуть помедлила, а затем решительно распахнула дверь. Войдя внутрь, осмотрелась по сторонам, недоумевая, отчего так пыталась задержать ее Катя. И тут ее взгляд упал на стул у окна. На его спинке висел офицерский мундир. Анна подошла ближе. В комнате было сумрачно, но она разглядела, что это мундир, который сшили для Платона. Эти эполеты, галуны, позументы она выбирала лично. На сиденье лежали аккуратно сложенные рейтузы, рядом со стулом стояли сапоги – все сшитое по ее желанию и под ее присмотром. Анна растерянно глянула в сторону и заметила на столе какие-то предметы. Подошла. Рядышком лежали подаренные ею Платону знак ордена Святого Георгия, часы и пистолеты. Он вернул все, более того – Анна осталась ему должна. Ведь его часы и пистолеты разыграли в лотерею.

Анна обессиленно опустилась на стул. Она поняла, что это означает…

* * *

В Петербурге мне пришлось задержаться. Во-первых, построить новый мундир вместо оставленного у Анны. Гвардейскому поручику явиться в Военное министерство в драном было бы верхом наглости. Разумеется, не следовало так демонстративно возвращать Анне ее подарки – мальчишество. Но это я понял погодя. В ту минуту мной руководили гнев и обида. Понятно, что не ждал поцелуев за свой поступок, но тыкать меня носом в происхождение? Подумаешь, голубая кровь!

С мундиром вышло на удивление быстро: портные Петербурга сидели без работы, поскольку большая часть офицеров пребывала в действующей армии. Сделали за пару дней – я приплатил за срочность, деньги-то есть. Заодно нашел ювелира, у которого приобрел знак ордена Святого Георгия – оказался в наличии. То ли заказчик не забрал, то ли заложил кто и не выкупил. Последнее вряд ли – слишком ценная награда, абы кому не дают. Так что через пару дней, весь из себя нарядный и сияющий, я отправился из гостиницы в Военное министерство. Почему из гостиницы? Подумав, я решил не ехать к Виллие. Не хотелось что-либо объяснять и выслушивать сочувственные слова. Выгнали, так выгнали. Не был аристократом, нечего и привыкать.

В Военном министерстве меня принял какой-то важный столоначальник. Не сразу. Для начала я объяснил встретившему меня служащему, по какому делу прибыл, и тот, уважительно глянув на кресты на моем мундире, отвел в нужный кабинет. Немолодой чиновник внимательно меня выслушал и удивленно поднял брови.

– Необычное дело, господин поручик! – сказал, покачав головой. – Знаете, что? Погодите здесь, я схожу, посоветуюсь. Чаю?

– Спасибо, недавно пил, – отказался я.

– Тогда ждите. Я скоро.

Он вышел, оставив меня в кабинете одного. На большом столе лежали бумаги, которые чиновник даже не подумал прибрать. Непуганые здесь люди: а вдруг я шпион и сейчас выведаю страшную тайну? Ха-ха.

Скучал я недолго. Чиновник, как и обещал, вернулся быстро.

– Его сиятельство военный министр примет вас, – сообщил с порога. – Прошу следовать за мной.

Сам военный министр? Какого-то поручика? Ни фига себе! Это все равно, что в моем времени Шойгу пригласит к себе заглянувшего в министерство обороны лейтенанта. Ну, ну.

Аракчеев встретил меня любопытным взглядом. Выглядел граф весьма представительно и моложаво.

– Здравия желаю, ваше сиятельство! – приветствовал я его с порога. – Поручик гвардии Руцкий прибыл по вашему приказанию.

– Просьбе, господин поручик, просьбе, – улыбнулся Алексей Андреевич в ответ. – Захотел на вас посмотреть – уж больно любопытный случай – чтоб из гвардии просились в армию… такое редко бывает. Многие стремятся наоборот. Проходите, присаживайтесь! – он указал на стул.

Я подчинился.

– Когда были произведены в поручики? Списков с вашим именем в министерство не поступало.

– Вот! – я достал из предусмотрительно захваченной папки жалованную грамоту и, встав, положил ее перед Аракчеевым.

– Любопытно, – сказал граф, прочитав ее. – Отдельным именным указом государя… – он покрутил головой. – Могу узнать, за что?

– Отличился накануне битвы под Бородино, захватив у неприятеля четыре пушки и командира батареи.

– В представлении начальника штаба Второй армии такого не было, – сказал министр. – За дело у Семеновских флешей ваше имя в реляцию вписано, а насчет этого – нет. Прокофий Петрович заглянул в