class="p1">Я бросил удаленную мозоль в приготовленную для того плошку и склонился над ступней. Из небольшой ранки показалась кровь. Ерунда.

– Займитесь другой мозолью, Платон Сергеевич! – сказал Виллие за моим плечом. – Кровь сам уйму.

Я только плечами пожал. Хочется лейб-хирургу поучаствовать в процессе – его дело.

– Извольте вторую ногу, государь!

Здесь мозоль размякла полностью, и обошлось без крови. Я бросил и ее в плошку, после чего продемонстрировал содержимое царю.

– Вот и все, государь. Обе удалены.

– Благодарю, Платон Сергеевич, – улыбнулся Александр, с любопытством заглянув в плошку. – Надо же! Такие маленькие, а сколько мучений.

Тем временем Виллие закончил прижигать ранку квасцами и распрямился.

– Наденьте чистый чулок, государь, и походите так. Если будет кровоточить, дайте знать. Но это вряд ли. Ранка совсем крохотная.

– Благодарю, Яков Васильевич, – сказал царь и подал знак денщику. Тот, подскочив, натянул на ноги Александра шелковые белые чулки, застегнул поверх них кюлоты, а затем обул царя в туфли из мягкой кожи. Император встал и прошелся по комнате.

– Замечательно! – улыбнулся, встав перед нами. – Забыл уже, когда в чулках и туфлях ходил. Вы просто кудесник, Платон Сергеевич!

– Рад был услужить! – поклонился я.

– Подумаю, как вас наградить, – сказал царь. – И вас, Яков Васильевич. Вы, в свою очередь, тоже подумайте. Готов выслушать ваши просьбы. Жду вас завтра к полудню. А сейчас оставьте меня, господа. Хочу поделиться радостью с государыней.

«Это он о ком: о матери или жене? – подумал я на пути к двери. – Неужели помирился с Елизаветой? Рано, вроде».

Мы вышли в приемную, из нее – в коридор.

– Спасибо, Платон Сергеевич! – сказал Виллие, остановившись, и пожал мне руку. – Я верил в вас, вот и получилось. Что думаете просить у государя?

– Не знаю, – пожал я плечами.

– Вам могут предложить остаться лекарем при особе его величества.

Виллие пристально смотрел на меня. Взгляд хмурый. Ага! За свое место опасается шотландец.

– Не хочу! – покачал я головой. – Мое место в армии. Здесь я лишний.

– Как знаете, – облегченно выдохнул он. – Но подумайте все равно. Посоветуйтесь с Анной Алексеевной. Редко кому удается оказать государю важную услугу. Такой случай нельзя упускать.

– Посоветуюсь, – кивнул я.

– И еще, – сказал Виллие и требовательно протянул руку. – Щипцы для мозолей. Они вам более не нужны. Выделаны за счет двора, ему и принадлежат.

Я молча достал из сумки щипцы и вложил их в ладонь лейб-хирурга. Прав Виллие, хотя, думаю, двор этих инструментов не увидит. А вот одному хитрому шотландцу они очень пригодятся. Пусть.

– Как вы определили, что мозоли пора извлекать? – спросил Виллие, спрятав щипчики в карман форменного сюртука.

– По подвижности. Стали болтаться в гнезде.

– Благодарю, – кивнул Виллие. – Идемте, Платон Сергеевич, подвезу вас до дома Анны Алексеевны. Порадуйте ее доброй вестью.

И мы пошли. Шагали широкими коридорами Зимнего дворца, и я уже не крутил головой по сторонам, разглядывая убранство – привык. В первый раз мне было странно видеть, что в музее моего времени живут люди. Бегают по коридору лакеи, неспешно шествуют придворные, чеканят шаг гвардейцы, идущие сменить караулы. И никто не просит их натянуть бахилы поверх сапог, нет смотрителей, шикающих на слишком разговорчивых экскурсантов. Жилой дом – правда, очень большой и красивый.

Виллие подвез меня к дому Анны, мы распрощались, и я направился к себе. У лакея узнал, что хозяйка в отъезде и попросил подать обед, вернее, завтрак по-местному. По утрам здесь пьют чай с выпечкой.

Ел в столовой. Мне принесли бараньи котлеты на косточке, свежевыпеченный хлеб, суп из курочки и тарелку квашеной капусты. Я велел подать водки, сам набулькал ее в серебряную чарку, опорожнил и закусил капусткой. Затем принялся за суп. Ел неспеша, размышляя и прикидывая варианты. У меня есть шанс остаться при дворе: лекарем там или офицером в Свите императора, без разницы. Анна будет рада такой возможности и горячо одобрит. Остается определить: мне это нужно? С одной стороны, никакой войны, карьерные перспективы и жизнь в довольстве. С другой – жить в этом террариуме… Наемных убийц уже подсылали, и не факт, что не повторят. Не то что боюсь, но приятного мало. При дворе мне придется начинать с низов. Значит, лебезить и всем угождать. Иначе сожрут-с, нравы здесь такие. Ладно еще, кланяться царю и его супруге, но третьему помощнику второго лакея? Противно. Здесь это в норме, но мне претит – все-таки человек из другого времени. Там лизоблюдов хватает, но я им никогда не был. С чего фельдшеру гнуть шею перед начальством? Главным врачом ему все равно не стать. Здесь же приседать и делать «ку» придется, иначе карьеры не сделаешь. Анна, конечно, поможет, но она не всесильна. И зависеть от женщины…

Можно, конечно, потерпеть, если будет результат. Скажем, посоветовать царю не гнать армию вслед отступающему Наполеону в попытке навязать ему сражение. Ведь толку от этого – ноль. Во-первых, французы сами передохнут, во-вторых, потеряем десятки тысяч солдат обмороженными и истощенными. Генералы Голод и Мороз не разбирают, кто прав или виноват – ко всем одинаково безжалостны. Ладно, допустим, извернулся и сказал. Царь станет слушать? Ага, счас! Он и более близким людям не внимает, а тут какой-то лекаришка по мозолям. Еще можно посоветовать отказаться от Заграничного похода. В моем времени Россия от этого ничего не выиграла, а вот потери понесла громадные – как финансовые, так и людские. Да еще офицеры набрались в парижах революционной заразы и замутили через 12 лет Декабрьский переворот. Но не все знают, что царь Заграничного похода не хотел. Трижды предлагал Наполеону мир. Однако Буонапартий закусил удила и посылал Александра лесом. Дескать, все или ничего. Вот и допрыгался до Ватерлоо, а затем – и острова Святой Елены, где его со временем траванули мышьяком, как крысу. Как ни крути, но смысла в пребывании при дворе никакого.

С Анной тоже сложно. Нет, она меня любит, это по всему видно, но разница в положении ощутима. Для нее я бедный бастард, которого по прихоти возвысили до великосветской дамы. Где-нибудь во Франции дворянин в подобной ситуации захлебнулся бы от счастья, но я не француз. Делать карьеру через постель тошно – по-другому воспитывали. И жить на иждивении женщины стыдно, к тому же женщины нелюбимой. Увы, как ни старался, ответных чувств к Анне не возникло. Может, оттого, что в постель слишком скоро затянули? Раз – и будь добр соответствовать образу. А как же конфетно-букетный период? Поухаживать, попереживать? Шутка, но, увы, не смешная.

Нет, к Анне я хорошо отношусь. Она добрый человек, хотя и со светскими тараканами в голове. Слугам у нее живется сытно, они обожают