– Удачной тебе работы с «поляками», не забывай навещать раненых ребят! – быстро проговорила, отступая, Людмила. Ее большие, не по размеру, сапоги оскальзывались на жидкой грязи.

– Конечно, обязательно… – Степан поднял руку. – Спасибо тебе!

– И тебе! Увидимся под Ростовом!

– Увидимся… – выдохнул он, провожая взглядом ладную фигурку. Вот Людмила поставила ногу на облепленное жирным черноземом колесо, вот схватилась за борт, вот с десяток рук протянулось к ней, чтобы помочь забраться в кузов. Грузовик покатил, сильно кренясь с борта на борт на ухабах.

Степка сунул пальцы в карман бушлата. Вытащил скомканную хирургическую маску, которую отдала ему Людмила в их первую встречу. Расправив потемневшую марлю, он с минуту размышлял – надевать или нет. Ему казалось, что это решение может повлиять на положение дел в реальности. Если он наденет маску, то все вернется на круги своя, он опять окажется смертельно больным и представляющим угрозу окружающим неудачником. Тогда можно позабыть о месте в спецотряде, который вот-вот отправится в тыл врага. Если же не наденет, то минутная слабость пройдет, сердце вновь наполнится предвкушением схватки, и он без страха шагнет в пропасть смертельно опасного предприятия, а после, вернувшись с победой, он обязательно отыщет Людмилу в Ростове. В советском, освобожденном от пришлой дряни городе.

Степка снова скомкал маску и сунул ее в карман. Однако это решение, как ни странно, облегчения не принесло. Сейчас он испытывал те же терзания и сомнения, что и после встречи с умирающим всадником. Тогда тоже разум говорил одно, а ноги сами по себе несли его в общину. Жаль, что нельзя теперь сбежать в степь: это будет дезертирством.

Снова начался кашель. Он стоял, немощно согнувшись, а в метрах двадцати над ним, поднимая винтами ураганный ветер, проносились вертолеты – звено за звеном.

А после Степка уставился на собственные ладони: те оказались сухими и морщинистыми, будто ему было не восемнадцать, а восемьдесят лет. Или будто он голыми руками возился с известью.

К горлу подкатил болезненный ком, глаза защипало.

– Черт-черт-черт! – зашипел он, но голос его утонул в гуле двигателей и дребезге железа.

На какой-то миг он люто рассердился на Людмилу. Ведь это она дала ему надежду, она безответственно заставила поверить в то, что впереди у него – целая жизнь.

Нет всей жизни. Есть только несколько дней, в течение которых он будет высыхать, превращаясь в живой труп, и при этом – сеять вокруг себя заразу.

Дура. Вертихвостка смазливая. Все думали, будто она – специалист. Все думали, будто она знает свою тему от и до. Все доверились ей. А она – двоечница. Сделала лабораторную работу с ошибками!

А может, его костянка оказалась редкой формы… Вот же падла! Говорила же Людка, что этой заразы – не один вид. И еще Людмила поручилась, что у него нет костянки ни в одной из распространенных форм; насчет редких форм она ничего не говорила.

Паника поглотила его с головой. А потом схлынула, ушла, словно ток, в землю.

Степан огляделся: вокруг него было движение, вокруг были воодушевленные лица, вокруг – закаленная войной сталь и внушающее уважение советское оружие. А у него впереди – ответственное задание. Вот наваляют они с ребятами пришлым по первое число, и после этого – хоть потоп, хоть трава не расти. Более достойный финал и придумать трудно.

Он отправился к «блюдцу» – против хода колонн солдат и бронетехники. Капитан Слюсарь все еще был возле летуна, под его руководством на аппарель въехал крытый брезентом грузовик. Кузов оказался внутри «блюдца», а кабина – снаружи. Несколько хмурых личностей в полевой форме окружили капитана и принялись с ним толковать, то и дело посматривая по сторонам. Увидев Степку, один из незнакомцев поднял руку с растопыренной пятерней, мол, подожди в сторонке.

Капитан подписал какие-то бумаги. С другой стороны к «блюдцу» подошел полковник Стариков. Снова последовал обмен приветствиями: сначала салютование, потом – рукопожатия. Полковник заглянул в грузовую кабину, потом тоже подмахнул предложенные неизвестными документы, разложив бумаги на горячем капоте грузовика.

Полковник нашел взглядом сына. Махнул Степке, повторяя просьбу подождать. Делать было нечего, Степан ждал, переминаясь с ноги на ногу в перепаханной траками грязи. Если бы он был солдатом не первый год, то уже отыскал бы сухой закуток и прилег с самокруткой, ожидая распоряжений. Но он стал частью вооруженных сил только сегодня, и в ближайшее время ему предстояла важная миссия, поэтому разнообразные и временами противоречивые чувства захлестывали его с головой, поэтому ни о каком покое или отдыхе не могло быть и речи. Вообще, Степка как никогда остро ощущал, что приключение его вышло на финишную прямую и что развязка близка. Всякое с ним случалось, когда он жил в степи, чего только не пришлось натерпеться после гибели общины, но такое чувство до сих пор его не посещало.

На западе полыхнула бело-голубая зарница. Потом – еще одна. А потом замигало без остановок, словно электросварка. Сквозь гул моторов пробились отзвуки далеких взрывов: авангард наступающих войск встретился с неприятелем.

– Степа. – Оказалось, что отец стоит рядом. Полковник Стариков неожиданно обнял сына.

– Что случилось, батя? – Степан попытался улыбкой замаскировать собственное упадочное настроение.

– Да так. – Полковник отступил. – Я же, может быть, тебя на смерть посылаю. Как думаешь, кошки на душе не скребут?

– Батя, мы же договаривались: на рожон не лезу, во всем слушаюсь старших товарищей.

Полковник вздохнул, качнул головой.

– Все правильно. Молодец, – прогудел он. – Иди к Слюсарю, он расскажет детали. Я пойду к себе… – Отец выглядел донельзя удрученным. – Я бы очень хотел пойти вместо тебя…

– Ну уж нет! – фыркнул Степка. – Сорвать планы пришлых? Насолить им так, чтоб крепко запомнилось? Я не уступлю такое удовольствие даже тебе, батя.

– Ладно. Возвращайся. – Полковник прикоснулся пальцами протеза к козырьку. – Мы еще повоюем, верно?

– Так точно! – отозвался Степка.

Он не стал смотреть, как отец уходит, хромая и опустив голову. Казалось, что полковник постарел одним махом лет на двадцать.

Слюсарь встретил Степана оценивающим взглядом.

– Товарищ капитан! Рядовой Стариков в ваше распоряжение…

– Заткнись, – сказал ему капитан, – и идем сюда. – Он повернулся к опущенной аппарели «блюдца». Возле противоположного борта летуна, оказывается, в это время курили еще двое сотрудников СМЕРПШа – усатый Саша и Зураб. Оба были мрачноватыми молчунами, к тому же Степан помнил, как Саша грозил вороватому Стасу организовать «самострел». Очевидно, и тот и другой были опасными типчиками без просвета в душе, впрочем – не маменькиных же сыночков отправлять в тыл врага? Слюсарь подозвал жестом и этих двоих.

– Из тебя такой солдат – как из манной каши пуля, – проворчал капитан, обращаясь к Степану; плевать ему было, что остальные слышат это тоже. – Мало кому интересно, как ты геройствовал в родном колхозе, сейчас ты – дух и дрищ. Во время операции ты спрячешься вон в том самом темном и дальнем углу, – Слюсарь указал на какую-то точку в грузовой кабине «блюдца», – и будешь сидеть там до самого возвращения. Это понятно?