Джаямма приоткрыла рот. Потом опустила голову, подняла с пола очки, потерла глаза.

– Когда?

– Через месяц. Мои родственники обо всем уже договорились. Адвокат сказал мне об этом вчера. Он пошлет мое золотое ожерелье прямо в нашу деревню.

– Думаешь, ты теперь царица, да? – сердито спросила Джаямма. – Раз тебя выдают за какого-то деревенского олуха?

Но Шаила уже бежала к стене, за которой лежали владения соседа, поделиться новостью с губастой христианкой. И весь этот день девушка напевала:

– А я замуж выхожу, а я замуж выхожу!

Джаямма предостерегла ее из кухни:

– По-твоему, выйти замуж – такое уж большое счастье? А знаешь ли ты, что случилось с моей сестрой Амбикой?

Однако девушка была слишком занята собой и ничего слушать не желала. Просто пела и пела:

– А я замуж выхожу, а я замуж выхожу!

Поэтому ночью историю несчастной Амбики, понесшей наказание за грехи ее прежней жизни, пришлось выслушать младенцу Кришне.

Амбика, шестая из дочерей и последняя из выданных замуж, считалась в семье красавицей. Один богатый врач пожелал, чтобы она стала женой его сына. Когда жених посетил их дом, дабы познакомиться с Амбикой, он поминутно удалялся в уборную. «Видите, какой он застенчивый», – хихикали женщины. Всю брачную ночь он пролежал спиной к Амбике. И всю ночь прокашлял. А утром она увидела на простынях кровь. И муж сообщил ей, что она вышла за человека, больного туберкулезом, да еще и в последней стадии. Он хотел честно предупредить об этом невесту, но ему не позволила мать. «Несчастная девочка, кто-то наложил на твою семью заклятие черной магии», – говорил он, когда тело его начинали бить приступы кашля. А месяц спустя он умер на больничной койке. И его мать уверила всю деревню, что и Амбика, и все ее сестры прокляты, и желающих взять замуж других сестер уже не нашлось.

– Вот потому-то я и осталась девицей, – уведомила Джаямма младенца Кришну. – А у меня были такие густые волосы, такая золотистая кожа, меня красавицей считали, понимаешь?

И она, подозревая, что малютка бог не очень-то ей поверил, изогнула дугою брови, совсем как актриса в кино.

– Иногда я думаю, что это звезды решили оставить меня незамужней. А вдруг и меня обманули бы, как Амбику? Лучше уж быть старой девой, чем взять да и стать вдовой… А эта малышка из низшей касты все утро пела о том, что выходит замуж… – И, лежа в темноте, Джаямма голосом низкорожденной пропела специально для малютки бога: – А я замуж выхожу, а я замуж выхожу…

Настал день прощания с Шаилой. Адвокат сказал, что сам отвезет ее домой в своем зеленом «Амбассадоре».

– Я уезжаю, Джаямма.

Старуха расчесывала, сидя на пороге, свои серебристые волосы. В том, как Шаила произнесла ее имя, ей послышалась намеренная издевка.

– Скоро я выйду замуж.

Старуха продолжала расчесывать волосы.

– Пиши мне иногда, ладно, Джаямма? Ведь вы, брамины, умеете сочинять такие хорошие письма, лучше не бывает…

Джаямма швырнула пластмассовую расческу в угол кладовки:

– Чтоб тебя черти в ад утащили, мелкая низкорожденная гнида!

Прошло несколько недель. Теперь Джаямме приходилось выполнять и ту работу, которой прежде занималась девушка. Помыв после поданного ею же обеда посуду, она чувствовала, что сил у нее никаких уже не осталось. О том, чтобы нанять новую служанку, Адвокат ни словом не обмолвился. И Джаямма поняла: отныне ей придется работать и за низкорожденную тоже.

Вечерами она, распустив длинные серебристые волосы, прогуливалась по заднему двору. И как-то ей помахала рукой Рози, толстогубая христианка.

– Как там Шаила? Вышла она замуж?

Впавшая в замешательство Джаямма сумела только улыбнуться в ответ.

Она начала присматриваться к Рози. Как все-таки беззаботны эти христианки – едят что хотят, выходят замуж и разводятся, когда им захочется.

В одну из ночей вернулись два демона. Долгие минуты Джаямма пролежала, словно парализованная, вслушиваясь в визгливые вопли призраков, снова принявших обличие котов. А потом, стиснув в руках статуйку младенца Кришны и погладив его серебряные ягодицы, присела на окруженный канавкой с дустом мешок риса и запела:

Звездочка шепчет о том,

Как мое сердце стремится

Еще раз увидеть тебя,

Мой малыш, мой голубчик, мой царь.

На следующий вечер, за обедом, Адвокат заговорил с ней. Он получил письмо от матери Шаилы.

– Они пишут, что их не устраивает размер золотого ожерелья. И это после того, как я заплатил за него две тысячи рупий, представляешь?

– На некоторых ничем не угодишь, хозяин… что тут можно поделать?

Он почесал левой рукой голую грудь и рыгнул.

– В этой жизни человек обречен быть слугой своих слуг.

Ночью Джаямма никак не могла заснуть, ее томила тревога. А что, если Адвокат и ее обманул с оплатой?

Однажды утром Картик бросил в ее рисовое сито письмо:

– Тебе!

Стряхнув рисинки, Джаямма дрожащими пальцами надорвала конверт. Только один человек на свете и писал ей письма – ее невестка, жившая в Деревне Соляного Рынка. Расправив письмо на полу, Джаямма принялась складывать из букв одно слово за другим.

«Адвокат дал нам знать, что собирается переехать в Бангалор. Ты, разумеется, вернешься к нам. Но не думай, что это надолго, мы уже подыскиваем дом, в который тебя можно будет послать».

Джаямма медленно сложила письмо, спрятала его под сари, на животе. Чувствовала она себя так, точно ее ударили по лицу: Адвокат даже не потрудился сообщить ей эту новость. «Ладно, пусть так, – кто я для него? Служанка, каких много».

А еще через неделю он пришел в кладовку, постоял на пороге, пока Джаямма торопливо поднималась с пола, стараясь привести в порядок волосы.

– Заработанные тобой деньги я уже отослал твоей невестке, в Деревню Соляного Рынка, – сказал он.

Таковы были обычные условия, на которых работала Джаямма, – плата за ее труд никогда ей в руки не попадала.

Адвокат помолчал.

– Мальчику нужен кто-то, кто будет присматривать за ним… А у меня в Бангалоре родственники живут…

– Я надеюсь на самое лучшее для вас и для хозяина Картика, – произнесла Джаямма, с неторопливым достоинством поклонившись Адвокату.

В воскресенье она уложила вещи, какими пользовалась весь последний год, в тот же чемодан, с которым приехала к Адвокату. Единственным, что опечалило ее, было прощание с младенцем Кришной.

На этот раз Адвокат подвозить Джаямму не собирался, ей предстояло идти на автобусную станцию пешком. Автобус отходил в четыре, а пока что она прогуливалась по двору, среди свисающего с веревки белья. И думала о Шаиле. Девочка бегала здесь, простоволосая, точно какая-нибудь беззаботная соплячка, а теперь стала замужней женщиной, хозяйкой дома. Все в этой жизни меняются, движутся куда-то, думала Джаямма, только она остается кем была: девственницей. Она обернулась, чтобы взглянуть на дом, и безрадостно подумала: «Сегодня я в последний раз смотрю на дом, в котором провела больше года моей жизни». Джаямма помнила все дома, в которые ее посылали за последние сорок лет, чтобы она ухаживала за чужими детьми. От времени, проведенного в этих домах, у нее не осталось ничего; она так и была незамужней, бездетной, безденежной. Подобно стакану, из которого выпили чистую воду, жизнь ее не сохранила следов прошедшего – разве что тело состарилось, глаза ослабли, да в коленях поселилась ноющая боль. Пока я не умру, ничто для меня не изменится, думала старая Джаямма.