Участь авантюристов-одиночек всегда ее ужасала. Каким же странным складом характера надо обладать, чтобы ни за кем не идти, не ощущать над собой ничьей мудрой власти и получать удовольствие от такого положения вещей!

Пятясь, она выбралась из пещеры под открытое небо. Проверила: гравиплатформа на месте, под каменным козырьком; машина, управляемая дистанционно с пульта-браслета, висит возле вершины скалы, похожей на указующий перст.

Не могли они сбежать. Просто не на чем. Или… В том-то и дело, что было в запасе одно «или». Телепортация. Крайне редкая для человека способность. Тех, кто это умел, Римма-Анджела могла пересчитать по пальцам.

В том числе Маршал – но ему для этого каждый раз приходилось медитировать и приводить себя в нужное состояние, поэтому после краха вьянгасианского эксперимента им пришлось уносить ноги, позабыв о нетрадиционных способах перемещения в пространстве: тогда было уж никак не до медитации!

Что, если этот загадочный Генри, то ли киллер, то ли не киллер, тоже владеет телепортацией?

Тогда он тот, кто ей нужен.

Тогда их здесь уже нет.

Однако интуиция подсказывала Анджеле, что они все еще здесь, внутри источенного пещерами каменного массива. Дожидаются, гады, когда она уйдет.

Бывает, что приборы врут, а внутренний голос не подводит – этому ее еще Маршал научил. Она послала с браслета команду, и аэрокар опустился на истоптанный медведкой снег, кое-где запятнанный звериной мочой и кровью.

Недобро ухмыляясь, Римма-Анджела забралась в кабину.

Спать, сжавшись в комок, уткнувшись лицом в теплый пахучий мех, уйти от всех передряг в свой личный сонный мирок и ни на что больше не реагировать, сколько бы ни трясли, сколько бы ни пытались разбудить… Кто-то больно ущипнул его за шею, и тогда он все-таки не выдержал, открыл глаза.

Ничего хорошего. Зыбкий сероватый полумрак. Вонь. Опасности.

– Морис, вставай! – шепотом потребовала склонившаяся над ним Дигна. – Она вот-вот очнется.

– Пошли, – поддержал Генри. – Жалко было тебя будить, но время истекает. Мы не ее медвежата, поэтому не исключены осложнения.

– А где Анджела? – моргая, прохрипел Морис.

– Была здесь, постояла и ушла, ты все интересное проспал. Нам удалось ее обмануть.

Медведка вяло пошевелилась, издала глухое рычание.

– Идем, скорее!

Следом за остальными Морис протиснулся в щель. Опять беготня, смертельная игра в прятки с Шоколадной Анджелой, и конца этому не предвидится.

– А ничего, было даже уютно, – поделилась впечатлениями Дигна. – Такая пушистая, как меховая шуба, я так пригрелась, только лучше бы она пахла по-другому, чем-нибудь фруктовой или морской свежестью. От нас теперь тоже пахнет.

Еще одна пещера, на полу то ли булыжники, то ли кости. Новый коридор в скале, на этот раз с наклоном, привел к полуразрушенной беседке посреди просторного каменного колодца с наплывами молочной наледи на противоположной стене. Приглушенный облачным пологом дневной свет после пещерного сумрака резал глаза, Морис зажмурился.

– Подождем здесь, – решил Генри. – Уходить далеко от платформы не стоит. Садимся потеснее, тогда для биосканера мы будем как один крупный живой объект.

Устроились в нескольких метрах от выхода наружу. Девочки по обе стороны от Генри, все трое в обнимку.

– Ты здорово придумал, – тихим колокольчиком прозвучал голос Бланки. – И хорошо, что медведка осталась жива.

– Стараемся, – отозвался Генри.

– А как думаешь, она не пойдет по следу охотиться на нас? – спросила Дигна.

– Застрянет. Коридор для нее слишком узкий, она же здоровенная, – успокоил Генри. – Если придет, то снаружи, тогда я снова ее парализую, заряды еще остались.

– Ты хоть и не киллер, но все равно крутой и классный! Правда, Бланка?

– Правда.

«Предпочитают доминирующего самца! – с обидой отметил Морис. – Все как у животных…»

Он примостился сбоку, и на него не обращали внимания – это было несправедливо, хотя Бланка и Дигна как девушки его не привлекали. Куда им до Лейлы… Но ведь у Лейлы тоже подозрительно теплые взаимоотношения с Генри! Сплошные обломы. И вдобавок он может умереть, если Анджела их найдет.

Цель: выжить и любой ценой добиться, чтобы Лейла стала его девушкой, а пижона Генри побоку. То, что этот хлыщ так эффектно щурит свои узкие темно-зеленые глаза, умеет рассказывать истории и додумался спрятаться за тушей парализованной медведки, еще не дает ему права… права… Короче, не дает, и все.

– Шоколадки ни у кого не завалялось? – жалобно спросила Дигна. – А то есть хочется…

Ага, и шоколадки у Мориса тоже нет. Все один к одному.

– Не думай о еде, – посоветовал Генри.

– Так оно само думается. Я худая, но аппетит у меня – будь здоров, все уходит в энергию.

– Тогда подумай о чем-нибудь невкусном, – виноватым голосом подсказала Бланка.

– Об овсянке! Меня баба Ксана заставляла овсянку есть, когда забрала к себе на Землю. Говорила, полезно. Я же в Мегареале привыкла питаться всем, что перехвачу, а она меня на здоровую сбалансированную диету посадила, брр… Еще бы я от нее не сбежала!

Морис удрученно разглядывал картинку за отверстием пещеры: скала в ледяных наплывах, к далекому клочку холодного пасмурного неба тянутся из снега каменные пальцы. То, что он принял вначале за руины беседки, на самом деле было изваяно ветром – непонятно зачем, не для людей. Это открытие наводило такую тоску, что по спине забегали мурашки. Словно вся цивилизация с ее теплыми квартирами, роботами и автоматизированными закусочными в одночасье исчезла, остались только они четверо, да еще Анджела, которая хочет их убить, и теперь придется выживать, как в первобытную эпоху, в какой-нибудь там ледниковый период.

Он же привык к тому, что все вокруг создано людьми и на потребу людям! Ну, или другими цивилизованными расами. Дикая природа его подавляла. Ни одного автомата с едой и напитками, хищные звери, ледяное безмолвие, холодина… Зимний костюм с подогревом защищал от мороза, но лицо мерзло, захватить с собой еще и термомаску Морис не догадался.

– А я вспомнил бьильеоалью, – сообщил Генри. – Те еще впечатления.

– Чего-чего ты вспомнил?.. – озадаченно переспросила Дигна.

– Так называется одно блюдо, с виду аппетитное – пальчики оближешь, но не предназначенное для человеческого пищеварительного тракта. Около восьми лет назад я, подающий надежды аспирант, впервые прилетел в командировку на потрясающе интересную чужую планету. Прелестный мир, я туда рвался, как не знаю кто, и вот наконец дорвался. Принимали меня очень тепло, особенно когда узнали, что я более-менее сносно читаю на их языке. Хотя, несмотря на это, беседовать без автопереводчиков мы все равно не могли, у них голосовой аппарат иначе устроен, и речь больше похожа на пение – с такими модуляциями, что воспроизвести это способны только наши лучшие оперные певцы. Причем сами по себе модуляции тоже несут смысловую нагрузку… Пардон, увлекся, я сейчас не лекцию читаю, – Генри издал короткий смешок. – Их тронуло и покорило то, что я выучил их иероглифическое письмо, а также усвоил принятые в хорошем обществе правила этикета, благодаря этому для меня открылся практически неограниченный доступ и в частные библиотеки, и на культурные мероприятия, и на светские приемы. Но начали-то мы о еде… Это особая статья. Сырые фрукты и овощи там вполне съедобны, однако местную кухню человеку пробовать не рекомендуется – во все блюда они добавляют приправы, на которые наши вкусовые рецепторы реагируют, как на оголенный провод под напряжением. В общем, маленькая несовместимость. Меня об этом, конечно же, предупредили, а я, конечно же, не удержался. Бьильеоалья – жаркое из домашней птицы под нежным и пикантным, по их представлениям, соусом. Я взял ма-а-аленький кусочек и продегустировал его раньше, чем меня успели поймать за руку. Впечатления остались незабываемые… К счастью, алгоритм первой помощи был уже отработан: промывание желудка, полоскание горла, серия инъекций… Сказали, хорошо еще, что я местного вина не хлебнул! После обеда у нас была запланирована экскурсия на берег океана, но пока я приходил в себя, стемнело, и ее пришлось отложить на другой день. Океан там – самая кошмарная достопримечательность, в потемках к нему никто не ездит. Зато с тех пор, если меня не вовремя одолевает чувство голода, я вспоминаю бьильеоалью – и сразу аппетит отшибает.