– Я не сумасшедший. Сегодня дам показания, а завтра меня найдут в камере повешенным на кальсонах.

– Сейчас лето.

– Ну и что?

– Летом кальсоны не носят.

– Они найдут, на чем повесить.

– Значит, боишься? – Сергей обескураженно покачал головой: – Не представляю…

– Что? – спросил Игорь Иванович.

– Что скажешь сыну, когда он придет к тебе на свидание? Дачку хотел купить? И за это своего сослуживца, такого же мента, как ты, хотел пристрелить?

– Сына не трогай!

Сергей подобрался к самому краю, но решил немного разрядить обстановку:

– Где он учится?

– В Москве.

– Название вуза?

– Московский университет МВД.

– Вот оно как! О дачке подумал, а про сына забыл.

– К чему ты клонишь?

– Станешь черным пятном в служебной анкете сына. Вряд ли у него получится доучиться.

– О чем ты говоришь? – испуганно спросил Красноперов.

– О чистоте рядов что-нибудь слышал?

– Боже мой! – Красноперов схватился за голову, потом с отчаянием и надеждой посмотрел на Сергея. – Ты мне поможешь!

– Чем?

– Ты живешь в Москве, у тебя наверняка есть нужные связи. – Игорь Иванович схватил его за руку: – Послушай, Сергей! Ты же хотел договориться?

– Хотел.

– Пообещай, что сын закончит университет, и я сделаю все, что хочешь.

– Мне нужно подумать. – Сергей опустил глаза. – А если я скажу, что сделаю все, что смогу, а там будет как будет?

– Нет…

– Пойми, Игорь Иванович, не могу я тебе сейчас врать. Не тот случай.

– Ну хорошо, – Красноперов взглянул Сергею в глаза. – Верю тебе. Ты честный человек. Сделай все, чтобы мой Валерка не пропал в этой жизни. Обещаешь?

– Обещаю. – Сергей тряхнул головой.

– Что мне нужно делать?

Сергей Дуло нашел на столе чистый бумажный лист и протянул Игорю Ивановичу:

– Пиши.

– Что писать?

– Все как есть. Сам знаешь, как оформляется явка с повинной.

– Про мэра нашего, Шутяка, тоже писать?

– Главным образом про него.

Игорь Иванович ненадолго задумался, взял ручку и начал писать. Сергей отошел к окну, открыл створку и закурил, стараясь не глядеть на Красноперова. Внутри его боролись два противоположных чувства: презрение и жалость. А еще было сочувствие. Умом Сергей понимал, что час назад этот человек стрелял в его друга. Но было в Красноперове что-то, что вызывало сочувствие и понимание. Старый человек, службист, в конце концов, ломовая лошадь, на котором пашет всякий, кому не лень.

– Можно еще бумаги? – спросил Красноперов, исписав первый лист убористым ровным почерком.

Сергей подошел к столу и дал ему еще один лист. Сам вернулся к окну и оттуда с тяжелым сердцем наблюдал за Красноперовым. Когда тот закончил писать, сказал:

– Подпись! – Сам вытащил телефон и сфотографировал его издали, потом – ближе, когда Красноперов подписывал заявление.

Прочитав написанное, Сергей констатировал:

– Для Шутяка это смертный приговор.

– Пусть сдохнет, тварь! – со слезой в голосе сказал Красноперов.

– И все же, Игорь Иванович, неужели из-за денег продал душу этому черту?

– Какое там! – Красноперов безнадежно махнул рукой. – Рассказывать – только расстраиваться.

– Все равно расскажи.

– Возможно, ты не знаешь, но когда-то Шутяк работал в следственном отделе, был у меня стажером. При нем я вляпался в одно грязное дело: оперативники забили насмерть подозреваемого, конченого урку, клейма ставить некуда. Дело вел я. И я понимал, что он тоже человек и у него есть право на жизнь, но и ребят-оперативников было жалко. В общем, замяли мы это гадкое дело.

– И какова роль Шутяка в этой истории?

– Он вскоре от нас ушел. Стал депутатом. Потом – мэром. Недавно вызывает меня в свой кабинет и вываливает на стол документы, которые он, поганец, пообещал еще тогда уничтожить. Только теперь по документам так выходило, что это я убил того урку в допросной. Короче, взял меня, гнида, за жабры.

– И ты подчинился?

– А куда мне было деваться? Сына учить надо. Жену за что я должен наказывать? Она у меня правильная. Это я – конченый гад. Как ни крути, а в Филиппова выстрелил.

– Как же ты на это решился?

– Сказать? – Красноперов опустил голову и, не сдержавшись, всхлипнул, потом твердо взглянул на Сергея: – Шутяк пообещал убить моего сына. И я не мог не выполнить его приказ – сын сейчас здесь, в городе, на каникулах. Шутяк приказал, чтобы я задушил Филиппова. Но я не хотел по-подлому – с подушкой или со шприцем. Выбрал пистолет, чтобы был максимальный резонанс. Застрелить начальника следственного отдела в больничной палате – шумное дело.

– Значит так, – решительно произнес Дуло: – Дай мне слово, что завтра утром явишься с повинной.

– Зачем тянуть? Пусть забирают сейчас.

– Не стану я вызывать наряд, Игорь Иваныч. – Сергей опустил глаза. – Знаю, что нарушаю закон, что это неправильно, но по-другому поступить не могу. Филиппов жив. На срок тебе и так нагребут. Дадут не десять, а пять или семь. Там, глядишь, по УДО выйдешь.

– Сергей Васильевич…

– Иди! Не думай благодарить. Про то, что сюда приходил, забудь. И я про это забуду.

Красноперов схватился за голову, потом за сердце:

– Я не могу!

– Уходи, – твердо сказал Сергей. – Отпускаю только потому, что сам не знаю, как бы поступил на твоем месте. Выходит, слаб человек…

Красноперов вышел из кабинета, а Дуло вернулся в палату Филиппова, переворошил подушки, матрац и нашел все три пули. Потом подобрал гильзы. Услышав чьи-то шаги, обернулся.

В палату вошла Полина.

– Его уже забрали?

– Нет, – ответил Сергей.

– Почему?

– Потому, что я его отпустил.

– Ты шутишь?!

– Нет, Полина. Я говорю серьезно.

– Почему? – Она подошла ближе.

– Не смог его отправить на десять лет за решетку. Понимаешь меня?

– Нет, – она покачала головой. – Но я тебе верю.

– Тогда забудь все, что сегодня случилось.

– Уже забыла.

– И никогда не задавай мне вопросов.

Она улыбнулась:

– Разве только сам когда-нибудь расскажешь.