Статуя Дианы была деревянной, но летописцы расходятся во мнениях относительно сорта древесины: некоторые называют березу или вяз, другие — кедр, третьи утверждают, что это виноградная лоза. На большинстве монет, где изображена богиня, от ее рук к полу идут две линии. Без этих подпорок — возможно, золотых — она была бы неустойчива. В праздники статую Дианы возили по Эфесу в повозке, запряженной мулами или волами.

В такие торжественные дни в честь Дианы днем и ночью пели гимны, и на улицах Эфеса раздавалось: «Да здравствует Диана Эфесская!»

Более шестидесяти лет тому назад заросший водорослями пруд открыл свою тайну английскому архитектору Дж. Т. Вуду, чьи исследования финансировал Британский музей. Веками развалины храма считались утраченными. Вуд шесть лет безрезультатно копал на участке, где предполагал их найти. Его вдохновляли книга Эдварда Фолкнера о потерянном храме и выстроенная этим автором его гипотетическая модель. Перед таким упорством, какое проявил Вуд, все трудности — ничто.

Вуд страдал от малярии, козней турецких властей, недостатка средств, высокопоставленных любопытных. И все-таки он год за годом делал свое дело — в цилиндре и сюртуке, — как и полагается твердолобому викторианцу. Сэр Джон Форсдайк показал мне пожелтевшую фотографию Вуда на дне глубокой ямы. Он все в том же живописном костюме, теперь принадлежащем Британскому музею. Это Вуд снялся после своего триумфа. Застегнутый на все пуговицы, обросший бородой, он стоит, с победоносным видом положив руку на капитель одной из найденных наконец колонн. Ах, бедняга! Если бы он только знал, позируя для этого снимка, что стоит на целом складе вещей из золота и сплава меди и серебра, а также статуй Артемиды из бронзы и слоновой кости. Теперь все эти вещи, найденные Д. Дж. Хогартом под алтарем через тридцать лет после обнаружения храма, хранятся в Археологическом музее Стамбула.

Как бы там ни было, а открытие Вуда — одно из самых романтических в археологии. Перекопав весь Эфес и не найдя ни следа храма, он решил копнуть в театре, в том самом, что упомянут в «Деяниях святых апостолов». И наткнулся на римскую надпись: некий римлянин по имени Вибий Салютарий, живший в Эфесе спустя пятьдесят лет после святого Павла, подарил храму Дианы множество серебряных и золотых статуй богини, и каждая из них весила от шести до семи фунтов. Еще он пожертвовал некоторую сумму на реставрацию и чистку статуй. И попросил лишь, чтобы, когда их понесут в день рождения Дианы из храма в театр, внесли в город через Магнезианские ворота, а вынесли из города на обратном пути — через Коресские ворота. Такой маршрут, без сомнения, подсказало ему тщеславие: хотел, чтобы как можно больше людей оценило щедрость его дара. Вуд сразу же оценил важность этой надписи. Благодаря тщеславию человека, умершего восемнадцать столетий тому назад, археолог получил ключ к разгадке. Он понял, что если удастся найти те и другие ворота и отходящие от них дороги, они выведут его к храму.

Вуд взялся за работу с удвоенной энергией и нашел сначала Магнезианские ворота, а потом и Коресские. В последний день 1869 года, когда деньги, отпущенные на экспедицию, были уже на исходе, он точно определил участок, где находился храм. От поверхности земли до его развалин было не менее двадцати футов. Какой это был день для Вуда! Его и так уже три недели по ночам трясла лихорадка, а тут еще такие волнения! Но он взял себя в руки и продолжал работать. И нашел пол храма, капители колонн со скульптурным орнаментом, отличавшим храм Дианы от любого другого в греческом мире. О триумфальном открытии Вуда рассказано в несколько беспорядочной, но, в общем, неплохой книге под названием «Открытия в Эфесе».

Среди тех, кто посетил раскопки, был доктор Шлиман, который тогда еще не нашел Трою. Ему захотелось ощутить под ногами пол храма Дианы Эфесской. Посмотрев на раскопки, он с некоторой грустью сказал, что Вуд обессмертил свое имя. Наверно, это была интересная встреча: Вуд, добившийся своего, и Шлиман, который, обладая потрясающим даром отнимать у земли все, что она хранит, скоро завоюет еще большую славу — найдет древнюю Трою.

Массивные и тяжелые находки транспортировали в Англию на военном корабле. Благодаря Вуду и британскому флоту великолепные капители из Эфеса можно сегодня увидеть в Британском музее[14].

Я морем приезжаю в Стамбул, пешком иду по Галатскому мосту, посещаю дворец Топкапы-Сарай, осматриваю местные достопримечательности и отдаю должное восточным сладостям в местном магазинчике. Удостаиваюсь аудиенции у экуменического патриарха константинопольского Вениамина I в Фанаре.

1

Мелкий дождь накрапывал над Босфором утром 17 ноября 1922 года. Британская карета скорой помощи подкатила к боковому входу во дворец султана в Константинополе. Рядом с водителем сидел молодой младший офицер. Как только автомобиль остановился, он вышел и открыл дверцы. Сразу запахло больницей.

Дверь открылась, из дворца поспешно вышли трое. Полный и очень взволнованный господин за шестьдесят держал зонт над головой бледного мальчика лет десяти. Третий был услужливый человек с высоким голосом. Он нес большую черную сумку. От волнения пожилой турок сделал попытку сесть в машину с раскрытым зонтом — произошла короткая и довольно забавная сценка. Британский офицер положил ей конец, взяв зонтик из мягких, белых рук пожилого господина. Он устроил пассажиров в стерильном полумраке салона, уселся сам и велел водителю ехать на английскую военно-морскую базу. Ни офицер, ни водитель не знали, что скорая помощь увозит из Константинополя все, что осталось от Византии.

Пожилой турок был не кто иной, как султан Мехмед VI, Вахидеддин-эфенди, последний султан Османской империи, халиф правоверных; мальчик — наследник императорского трона, принц Эртугрул-эфенди; а человек с черной сумкой — дворцовый евнух, наскоро успевший собрать золотые кофейные чашки султана и кое-какие драгоценности.

Прибыв на военно-морскую базу, беглецы сели в адмиральский катер и скоро уже мчались к английскому военному кораблю «Малайя», готовому отплыть на Мальту. Четыре года спустя турецкий султан умер, неоплаканный и невоспетый, в чужом ему Сан-Ремо.

Из всех перемен, которые принесла война 1914–1918 годов, конец султаната был, возможно, наиболее заметной, во всяком случае, самой радикальной. Это была настоящая хирургическая операция после ряда паллиативом и подготовительных мер, проведенных в середине прошлого столетия. Пока в 1922 году кемалисты не захватили власть, ни у кого из реформаторов Турции не хватало смелости или чутья докопаться до самых корней болезни — покончить с Византией, упразднив султанат — ее пережиток.

На Западе не до конца отдают себе отчет в том, что все, что мы считаем турецким, на самом деле пришло из Византии: феска, турецкие бани, гаремы и даже полумесяц, который на красном фоне присутствовал на флаге Византийской империи. Тайны и церемонии при дворе султана, интриги его жен и придворных, до недавнего времени внушавшие трепет янычары — остатки прежней императорской гвардии, запутанное законодательство, даже бесподобная кухня — все турки заимствовали у Византии, когда захватили столицу Восточной Римской империи и укрепились в ней.