Неожиданно я услыхала громкий визг на фоне возбужденных голосов. Звуки как бы разом прорвались и хлынули на меня.

Я открыла глаза. От яблони, под которой было заложено взрывное устройство, осталась только половина. Понятно, что нижняя. Верхняя валялась метрах в пяти от нас.

Сперва я увидела Маринку, стоящую все на том же месте, где она и стояла. Маринка визжала, зажав уши руками, топала ногами и была заляпана землей сверху донизу.

Вокруг меня суетились Ромка и Виктор.

Сергей Иванович помогал подняться с земли Федору Аполлинарьевичу.

Сам Траубе, перепачканный сажей, невесть откуда взявшейся, сидел на земле с открытым ртом и смотрел на меня совершенно стеклянными глазами. Старикан здорово обалдел, и я его понимала: сама была в таком же состоянии.

— Вы живы, Ольга Юрьевна? — суетливо спрашивал меня Ромка, заглядывая мне в глаза. — Вы живы?

— Уже нет, — ответила я, стараясь стряхнуть с себя налипшие листья и прочую гадость.

Я раскрыла сумочку и достала косметичку. Маринка продолжала визжать, хотя ее никто не трогал. Кряжимский поднял Траубе с земли, и тот, поводя руками из стороны в сторону, словно он репетировал, раскрыл рот и сказал первое слово. А затем и второе.

Лучше бы он этого не делал.

Траубе начал громко кричать всякие мужские грубости, словно он и не был великим художником, а всю жизнь проманитулился обыкновенным амбалом-грузчиком с овощной базы.

— Вызывайте милицию! — эту фразу он выкрикивал на литературном языке, но она давалась в полностью непотребном оформлении.

Я немного невежливо оттолкнула Ромку и подбежала к Федору Аполлинарьевичу.

— Зачем вы меня толкнули?! — заорал он, дико вращая глазами. — Я бы сейчас уже сидел в длинной белой рубашке на облачке, и всего этого хамства не было бы!.. А так у меня, кажется, нога сломана и копчик отбит!

Старикан даже в серьезные моменты жизни, как я заметила, продолжал поигрывать.

— Звоните в милицию! Это покушение! — продолжал кричать он. — Эти сволочи заметают следы! У них ничего не получится!

Кряжимский пытался успокоить Федора Аполлинарьевича, тот его отталкивал и требовал срочно звонить и чуть ли не перекрывать границы.

— Папа! — послышался голос со стороны дома, и к нам подбежала Варвара. — Что такое? Что здесь произошло?

— Убийца! — крикнул Федор Аполлинарьевич. — Хотел меня убить!

— Да кто же? — Варвара недоуменно осмотрелась и подала отцу руку. — Пойдем в дом. Папа, успокойся, пожалуйста, скажи, что произошло? — повторила Варвара, вытирая лицо Федора Аполлинарьевича своим платочком.

— Да откуда я знаю? — вскрикивал в ответ ее папа. — Что ты ко мне пристала! Ох, как ты похожа на свою мамочку, царство ей небесное, и меня за нею следом!

— Папа, что такое ты говоришь? — тихо сказала Варвара. — Здесь же посторонние люди.

— Милицию! — крикнул Федор Аполлинарьевич. — Оперативную группу!.. О господи, мне плохо… Не хочу умирать.

Федор Аполлинарьевич оттолкнул Варвару, охнул, схватился за ногу, потом за грудь и начал оседать на землю.

Я как раз в этот момент закончила приводить себя в относительный порядок с помощью зеркальца и платочка. Зеркальце мне показывало такие гадости, что впору было самой хвататься за сердце. Но я хвататься не стала — все равно не помогли бы. А возможно, что еще бы и затоптали в неразберихе.

От дома бежали еще двое: Петр, которого я уже видела, и еще один мужчина. Его я пока не разглядела, заметила только, что он был неприлично толстым и скорее не бежал, а быстро шел, хватая воздух широко открытым ртом.

— Что же ты стоишь?! — крикнула мне резко успокоившаяся Маринка. — Не видишь, что ли, что он умирает?! Звони срочно! Срочно звони в «Скорую»!

Варвара тоже оглянулась на меня, но ничего не сказала, увидев, что я уже достала из сумки свой телефон.

«Скорую» так «Скорую», ну и незачем так орать.

Я вызвонила «Скорую помощь», а тут и Федор Аполлинарьевич пришел в себя.

— Варя, — хрипло сказал он, — звони во все колокола!

— Уже, — ответила Варвара, — вот девушка вызвала «Скорую помощь», сейчас приедет врач.

— Милицию нужно! — снова взревел Федор Аполлинарьевич.

— Да успокойся же! — небрежно бросил Петр. — Ну живой остался, так надо тихо радоваться, а ты орешь. Щас все вызовем.

Федор Аполлинарьевич без возражений выслушал своего старшенького отпрыска и повернулся ко мне:

— Звоните, Ольга, пусть едут прямо сейчас, пока следы еще не затоптаны.

Я кивнула, подумала и снова набрала номер телефона майора Здоренко. А кому бы я еще могла позвонить?

— Зря ты, папаша, ментов припрягаешь, — солидно проговорил Петр, — непонятки нужно разруливать среди своих.

— Тебе не нужно волноваться, папа, у тебя нервы слабые, — говорила Варвара.

Прибежавший толстый мужчина с грустными глазами, тяжело дыша, опустился на колени перед Траубе и ощупал его правую ногу.

— Перелом самый обыкновенный, — продышал он с откашливаниями, — гипсовать надо.

— Оставьте меня все! — надрывался в ответ Траубе. — Убийцы, киллеры, варвары!

— Папа, все нормально! — приговаривала Варвара, гладя папу по руке. — Сейчас мы тебя перенесем в кресле в дом, приедут врачи и тебе окажут первую помощь. Все нормально.

— Все хреново! И нечего спрашивать! — крикнул Траубе, но уже тише, было заметно, что он выдыхается и дурь из него выходит. Он, морщась, хмуро осмотрелся и уперся взглядом в Кряжимского.

— А этот, с подбитым глазом, еще спокойно говорит, что он не сумел приехать! — хрипло проговорил Траубе. — Господи! И зачем я только дожил!

Майор Здоренко оказался на месте, что было хорошо, и он обедал, что было плохо.

Разумеется, нужно было куда-то позвонить и сообщить о взрыве, потому что это все очень было похоже на преступление — мольберты так просто не взрываются, но кому звонить? И что можно объяснить? Майор Здоренко был не из самых благодарных слушателей, но все-таки я была уверена, что, постоянно перекрикивая меня, он выслушает до конца, посопит и примет меры.

В общем, так и получилось. Постоянно отодвигая трубку от уха, чтобы не оглохнуть от возмущенных криков майора, которому, как он орал, нет покоя ни днем ни ночью от этих журналистов, я все-таки сумела ему рассказать все, что произошло. Он потребовал, чтобы я передала трубку кому-нибудь из детей Траубе. Нужно было поговорить с родственниками потерпевшего, если сам потерпевший это сделать не в состоянии.

Варвара взяла у меня телефон, но Федор Аполлинарьевич крикнул, чтобы трубку передали ему.

— Алло! Это Траубе говорит! Я заслуженный художник РСФСР!.. Да, взрыв! Да! И лауреат Государственных премий! Да! Двух! Господин майор, я требую немедленного вашего приезда, потому что произошло нечто, напрямую затрагивающее интересы государства Российского! Вы не из КГБ, то бишь из ФСБ? Нет? Жаль! Все равно приезжайте обязательно! Вы должны успеть!