– Почему?

– Потому что таковы правила игры, – ответила я.

– Куда мы идем? Ты же говорила, что мы собираемся встретиться с Лайлом у книжных лотков.

Я с облегчением поняла, что она не имела понятия об угрожавшей нам опасности.

– Сейчас мы не можем этого сделать, но не беспокойся. Он найдет нас.

Двор Кезии был пуст, когда мы пришли туда. Я поспешила к ее окну, чтобы постучать по стеклу, закрыв лицо капюшоном от бдительных соседей, живших наверху. Мы зигзагами прошли по городу, чтобы подгадать время во второй половине дня, когда я знала, что Кезия соберет свою тележку и покатит ее домой. Все это время я ощущала, что за нами следят, что сыщик может оказаться за каждым углом, лениво прислонившись к дверному косяку и ожидая, когда я попаду в его сети. После долгой прогулки, когда казалось, что все прохожие смотрят на нас, мы были утомлены и встревожены; к тому же пошел дождь. Где-то возле Корнхилла Шарлотта пожаловалась, что она промокла и натерла ноги. Ей было нужно сходить по-маленькому, поэтому я предложила подержать ее юбки в переулке, но она отказалась, побледнев от ужаса и настаивая, что ей нужен горшок. Мне пришлось показать ей, как это делается. Ее лицо странно исказилось, как будто ей было стыдно за меня, но я отмахнулась от этой мысли.

Наконец лицо Кезии показалось в окне; минуту спустя дверь отворилась, и она поспешно впустила нас в свои комнаты.

Мальчики Гиббонсы ели мясной пирог за большим столом, болтая ногами под скамейкой. Кезия опустилась на корточки перед Шарлоттой и обхватила ее за плечи.

– Должно быть, ты Клара! Я так надеялась познакомиться с тобой.

Она притянула девочку к себе. Шарлотта была жесткой, как ручка метлы, ее темные глаза на бледном лице казались огромными.

– Меня зовут Шарлотта, – возразила она, и Кезия рассмеялась.

– Да будет так. Ах ты, милашка! Она твоя копия, Бесс.

Шарлотта отодвинулась в сторону и прижалась к моим юбкам.

– Шарлотта, – сказала я. – Это моя подруга Кезия и ее сыновья, Джонас и Мозес. Кезия продает платья модным дамам в Ист-Энде.

Шарлотта обвела взглядом обшарпанную комнату и посмотрела на мальчиков, которые молча наблюдали за ней. Я сняла ее влажную шаль и погладила по голове.

– Сегодня она встретила множество людей – правда, милая? За один день больше, чем за целый год. Иди посиди немного с Мозесом и Джонасом, пока я поговорю с Кезией.

Она энергично покачала головой, и я наклонилась к ней.

– Что стряслось? – спросила я. – Ты же не такая робкая и застенчивая! Вспомни Бидди Джонсон. Почему бы тебе не рассказать мальчикам о ее приключениях? Давай же. – Я попыталась подвести ее к столу, но она снова затрясла головой и всхлипнула. Я вздохнула.

– Ну ладно, тогда посидишь вместе со мной.

Кезия повесила наши шали на сушильную палку перед очагом, и мы расселись по обе стороны от камина. Я выбрала кресло-качалку и усадила Шарлотту на колени. Прочное кресло с его неизменным ритмом всегда успокаивало меня, и я рассеянно покачивалась, пока рассказывала Кезии о событиях вчерашней ночи и сегодняшнего утра. Ее взгляд был серьезным. Слушая, она сняла чепец и стала поигрывать своими кудрявыми волосами, заплетенными в тонкие косички.

– Ты можешь оставаться здесь столько, сколько понадобится, – сказала она, когда я закончила рассказ, и я поблагодарила ее. Шарлотта тяжело привалилась ко мне, и я поняла, что она заснула. Теперь я могла говорить свободно.

– Миссис Каллард послала сыщика по моим следам, – прошептала я. – Я видела его в Олд-Бейли-Корт, а потом он едва не поймал нас. – Я тяжело сглотнула, потому что от следующего вопроса у меня сжалось горло. – Думаешь, они повесят меня?

– Тебя не могут повесить за то, что ты забрала собственного ребенка!

– Но они не знают, кто такая Шарлотта на самом деле. Миссис Каллард поклянется, что это ее дочь.

Кезия закусила губу, и я заметила, что ее мальчики вовсю таращатся на нас из-за стола. Она посмотрела на них, потом на Шарлотту.

– Ты уверена, что она твоя дочь? – прошептала она.

– Да. Смотри, что я нашла в ее доме. – Я достала из кармана обе части сердечка из китового уса и передала Кезии, которая непонимающе уставилась на них. – На моей половинке вырезаны буквы Б и К. Другая половинка была у мисс Каллард.

– «Д» – это Дэниэл. Тогда это все, что тебе нужно! В госпитале должна быть запись о памятке, которую ты оставила.

– Да, они все записали. Но я украла это из дома миссис Каллард! – Я покачала головой. – Не понимаю, как она узнала о моей памятке, но не узнала меня, когда я пришла к ней. Это бессмысленно.

Кезия хотела что-то сказать, но лишь вздохнула.

– Не знаю, Бесс. Все это кажется бессмысленным.

Внезапно я почувствовала себя очень усталой. Свет за окном тускнел, и я откинула голову на спинку кресла – хотя бы ненадолго, пока Кезия мыла мальчикам руки и подкладывала дрова в очаг. Мой взгляд блуждал по комнате, отмечая сырые стены и пятна на стираной одежде, развешанной у нас над головами. Тарелки Кезии всегда были надколоты, а стулья немного расшатаны, но каким-то образом мое внимание сосредоточилось на всех мелких изъянах и неполадках. Если бы не усталость, то сейчас я бы испытывала гнев за женщину, работавшую шесть дней в неделю от рассвета до заката, но не обладавшую и крупицей богатства миссис Каллард. Той миссис Каллард, которая была раздражительной и надменной со всеми, с кем она разговаривала, когда от нее требовалось всего лишь подниматься и спускаться по лестнице в шелковых домашних туфлях и заказывать чай, который ей приносили на серебряном подносе.

Во дворе снаружи слышались шаги, но тонкая красная занавеска закрывала окно. Я осознала, что это занавеска скрывает и меня, и впервые начала понимать, как живет Кезия каждый день. Ей приходилось прятать своих сыновей, а теперь мне приходилось прятать мою дочь. Но разница состоялась в том, что я по-прежнему надеялась на счастливую развязку – на то, что однажды мы снова сможем свободно ходить по улицам с непокрытой головой и не бояться прохожих. У Кезии и ее детей такой надежды не было; они всегда будут жить, как крысы под половицами. Я знала это и раньше, но никогда по-настоящему не понимала, каково это. Я смотрела, как она прибирается у камина и сметает прогоревшие угли в кастрюльку, и испытывала мощный прилив любви и преданности. Придерживая дочь, тяжело привалившуюся к моей груди, я думала о том, что любовь и страх не слишком-то отличаются друг от друга. Нет, не слишком.

Мы всю неделю оставались у Кезии, по возможности стараясь помогать ее семье, а не обременять их. Я дала ей несколько монет за еду и аренду и нашла работу для себя: отглаживала подержанную одежду для продажи на рынке и присматривала за мальчиками, когда она уходила на работу. Уильям придерживался своей обычной рутины: днем он спал или репетировал, а после наступления темноты брал свою скрипку и отправлялся на работу. Мы спали в большом кресле у камина. Сначала Шарлотта была замкнутой, но в моменты отдыха я видела, как она с интересом осматривает комнату. Она не привыкла спать, есть и жить в одной комнате, но дома у Кезии было тепло и опрятно, и она готовила хорошую, пусть и простую еду, купленную на рынке. До сих пор Шарлотта жила с тремя женщинами, две из которых обслуживали ее, но постепенно она стала чувствовать себя более непринужденно в обществе Гиббонсов, потому что у них была традиционная семья: мать, отец и двое детей – как в книжках, которые она читала. Именно поэтому я находила утешение в их присутствии; думаю, и она тоже.