— Читай, раб, — потребовал хозяин. — И говори все что о них думаешь.

Он стал подавать Магу один свиток за другим. На каждом были стихи. Маг уже понял, что провалил свою роль, поэтому позволил себе роскошь стать самим собой. Он говорил откровенно и напрямик, оценивал по достоинству сильные стихи, высмеивал слабые, словно поучая кого-нибудь из младших Сил. Хозяин терпеливо выслушивал каждое замечание, не выдавая ни удовлетворения, ни гнева. Он уже не числил этого раба в живых.

Когда вся груда свитков была прочитана и оценена, оба оторвались от них и взглянули друг на друга.

— До рассвета еще долго, господин, — сказал Маг. — Я ответил на все твои вопросы, может быть, за оставшееся мне время ты ответишь на мои?

— С первыми лучами солнца ты умрешь, — напомнил тот. — Неужели тебе еще хочется что-то узнать?

— Почему бы и нет? — усмехнулся Маг.

— Ты странный раб, — пристально взглянул на него сановник. — Хорошо, спрашивай.

— С тех пор, как я стал рабом, я много размышляю о рабстве, — сказал Маг. — Мне понятно, почему одни люди порабощают других, но непонятно, почему они не считают их за людей.

— Побежденный — не человек, — пренебрежительно поморщился сановник.

— Но ведь большинство рабов не военнопленные, — заметил Маг.

— Все равно — побежденные.

— А почему люди терпят рабство? — задал Маг мучивший его вопрос. — Рабов гораздо больше, чем хозяев, они легко могли бы освободиться. Почему они не хотят быть свободными?

— Да, их гораздо больше, — согласился его собеседник. — Но, видишь ли, рабство выгодно не только хозяевам, но и рабам. Иначе оно не могло бы существовать. Рабы не умеют жить свободными.

— Но они могли бы научиться, если бы их не поработили, — возразил Маг. — А в рабстве у них просто нет такой возможности.

— Все наоборот, — сказал сановник. — У них была свобода, но они не сумели прожить в ней. Рабами не становятся, рабами рождаются. Дай им свободу — и мир заполонят толпы нищих и преступников.

— Теперь понимаю… — кивнул Маг. — Но неужели нельзя хотя бы содержать их получше? Кормить сытнее?

— Голодный раб мечтает стать сытым, а сытый — свободным, — пояснил сановник. — Он забывает, что на свободе ему придется самому кормить себя, а голод помогает ему помнить свое место.

Маг замолчал.

— Ты узнал все, что тебе хотелось? — Его собеседник заинтересовался разговором и был непрочь продолжить его.

— Кажется, да, — наклонил голову Маг.

— Тогда жди рассвета. — Сановник кивнул ему на место по другую сторону стола, а сам погрузился в бумаги. Он взял стило и начал что-то черкать в свитках, забыв о Маге.

Приближался рассвет. Маг сидел и смотрел на своего бывшего хозяина. Исчезнуть прямо сейчас, перед ним, чтобы тот понял, что обсуждал свои стихи с творцом — слишком много будет чести. Быть убитым на глазах у рабов — нет, обойдутся они без этого удовольствия.

Он бесшумно лег на спину, заложил руки за голову и закрыл глаза. С рассветом хозяин вышел из-за стола, чтобы пинком разбудить посмевшего уснуть в его присутствии раба. Тот не шевельнулся.

Покинутое Магом тело уже начинало коченеть. Его лицо было спокойно-расслабленным, словно у спящего на губах осталась насмешливая улыбка.

* * *

Воин завидел Мага издали и приветственно помахал рукой. Прервав полет, тот телепортировался прямо в сиденье рядом с ним.

— У-фф… — Маг потер ладонью лоб, словно там еще розовело свежевыжженное рабское клеймо. — Рыжий, ты мне бутылку должен. Кажется, так там говорится, у людей.

— Значит, успех? — обрадовался Гелас. — Что ты узнал?

— Что я узнал? — усмехнулся в ответ Маг. — Что быть рабами хочется большинству людей. Только злоупотребления хозяев могут заставить их желать свободы. К счастью, этого там более чем достаточно.

— Как это? — недоверчиво уставился на него Воин. — Как можно хотеть быть рабом?

— Да очень просто. Кто свободен, тот сам в ответе и за свою жизнь, и за свою смерть. Прожил не так — не на кого жаловаться, кроме себя. У раба всегда виноват хозяин. Представляешь, какой бальзам на сердце дураку, лентяю, трусу? Насмотрелся я на этих рабов — никто из них не хочет свободы, зато все хотят хорошего хозяина. Естественно, что в боге они видят самого лучшего, самого всесильного хозяина.

— Может быть, ты не так их понял? — осторожно спросил Воин.

— Если бы… да ты сам вспомни, как они представляют себе рай. Много хорошей еды, хороших напитков, хорошей одежды. Хорошая погода и обстановка. Красивые женщины, которых можно иметь сколько угодно. И бесконечная райская музыка — свихнуться можно. По мне, так на свете нет ничего лучше тишины.

Воин утвердительно кивал на каждом слове Мага, его лицо мрачнело с каждым кивком.

— И все это им предоставил бог — лучший в мире хозяин. За примерное рабство, — закончил Маг.

Воин грохнул кулаком по подлокотнику колесницы.

— Что же с этим делать? — воскликнул он.

— Откуда мне знать? — пожал плечами Маг. — Да и зачем с этим что-то делать?

— Как зачем? — Воин яростно сверкнул на него глазами. — У рабов божественная искра перестает развиваться, даже тускнеет. А нам нужно, чтобы она раз-ви-ва-лась!

— В конце концов, — Маг покосился вниз, — их там целая прорва. Какие-то из них все равно развиваются. Наверное, бессмысленно надеяться, что все они будут развиваться одинаково.

— Пожалуй, — нехотя согласился Гелас. — Ты не возьмешься проследить за теми искрами, которые поярче?

— Не возьмусь. — Встретив разочарованный взгляд Воина, Маг смягчился. — Не сейчас, по крайней мере. Сейчас мне хотелось бы составить общее представление об их развитии. Но сначала я загляну в Аалан — не помню, когда я там был в последний раз.

— Возвращайся поскорее, — напутствовал его рыжий.

— А ты чем занимаешься? — спросил на прощание Маг.

— Да вот, присматриваю за ними. — Воин кивнул цепочку бредущих по пустыне людей, которых вел собой чернобородый мужчина могучего сложения. Его искра ярко выделялась среди других. — То путь расчищу, то еды подброшу.

— Они куда-то переселяются?

— Да, со своей родины. Бежали от захватчиков.

— И где у них будет вторая родина?

— Нигде. У них была возможность бороться за свои первую родину, победить или погибнуть. Но они предали ее, выбрав бегство, и теперь у них никогда не будет второй. Второй родины не бывает.

Оба на время замолчали, с преувеличенным вниманием вглядываясь в цепочку бредущих внизу людей.