― Дурацкое ощущение, что что-то не сделал. А делать нечего.

― Как это нечего? ― удивился Ларионов. ― Дел ― навалом.

― Тогда излагай, ― решил Смирнов и зевнул.

― Ограбление квартиры нумизмата Палагина, ― начал Сергей, но Александр сразу же, азартно, забыл даже, что спать хочется, перебил:

― Квартирами пусть район занимается!

― Письмо Комитета по делам искусств, ― пояснил Казарян. ― Коллекция Палагина ― монеты, среди которых даже древнегреческие медали, ордена, имеет государственное значение.

― Комитет по делам искусств, Союз писателей, ансамбль песни и пляски ― все наши начальники! Дожили! ― разрядился Смирнов и спросил спокойно: Ну и что там с нумизматом?

― Старичок забавный, ― заметил Казарян. ― С ходу меня достал. Оказывается, с папулей моим приятели. Вчера, как тебе известно, я домой изволил поздно вернуться, а он у нас сидит, меня ждет. Мой Сурен уже носом клюет, ранняя птичка, но Палагин, интеллигент хренов, не уходит, ибо волнует его только одно: как бы преступники золотые его и серебряные раритеты по глупости не переплавили.

― По делу, ― прервал его Смирнов.

― А я ― по делу, ― обиделся Казарян, ― нам его раритетами вплотную заниматься придется. Так что все это прямо дела касается.

― До вчерашнего дня дело это вел район, ― прекращая пикировку, дал вводную Ларионов. ― И, надо отдать им должное, вел грамотно и толково. Дверь вскрыта, когда дома никого не было. Палагин находился на заседании своего комитета, общества, то бишь сдвинутых по фазе нумизматов, а дочка (он вместе с дочкой живет, старой девой) гостила у брата в Люберцах. У того жена заболела, сидеть с детьми некому было. Взята не вся коллекция, только самая ценная ее часть. Барахло не тронуто, знали, где и что лежит. Палагин поначалу и не догадывался, что его обокрали.

― А когда догадался? ― поинтересовался Александр.

― А у него вроде молитвы перед сном ― осмотр всех своих драгоценностей. Только к ночи и трехнулся.

― У районных версии имеются?

― Районные ― они и есть районные. Пошли по местным, по своим.

― Ну а что? Неплохой метод, ― одобрил районных Смирнов.

― Неплохой, но не для этого дела, ― возразил Казарян.

― У вас что, уже версия? ― удивился Смирнов.

― Версии, ― поправил Ларионов. ― Но не у вас, а у Казаряна.

― Ну, Роман, у нас ― голова.

― Твою иронию с презреньем отметаю. Версий у меня еще нет, поскольку нет материалов для них. Но две основные линии, по которым должен идти поиск, ясны уже сейчас. Конечно же, в любом случае ― наводка, и наводка зрячая. Итак, ход первый ― опытный, неглупый, ясно представляющий ценность палагинской коллекции, домушник-скокарь находит человека, хорошо знающего Палагина, его окружение, его привычки и, естественно, его квартиру. Потом берет этого человека в долю и, полностью информированный, получает отличную возможность спокойно, без помех ковырнуть скок.

В данной ситуации фигура номер один ― вор. Параметры этой фигуры: в меру интеллигентен, умен, предельно осторожен, не подвержен воровскому азарту. Судя по работе, квалификация высокая. Фигура номер два ― наводчик. Из ближайшего окружения Палагина, потому что коллекционеры крайне неохотно пускают к себе домой малознакомых людей.

Ход второй. Кто-то весьма состоятельный мечтает владеть палагинской коллекцией. Подходы через третьих лиц с предложением продать ее терпят неудачу...

― Почему через третьих лиц, почему не впрямую? ― перебил его Смирнов.

― После предложения продать вряд ли разумно идти на ограбление. Сразу же ― первый подозреваемый. Продолжаю, Сей гражданин за весьма порядочную сумму ― такой квалифицированный слесарь-домушник, как наш, за мелочевку на серьезное дело не пойдет ― нанимает скокаря и точно объясняет ему, что и где брать. В этом случае фигура номер один ― наниматель. Фигура номер два ― технический исполнитель, вор. Параметры и той, и другой фигуры ― весьма и весьма размыты.

― Ты и вправду молодец, Рома, ― серьезно похвалил Казаряна Смирнов. Твои соображения считаю хорошей основой для оперативной разработки. Конечно, хотелось бы, чтобы прошел первый вариант. Очень хотелось бы...

― Они, по сути, равноценны, Саня, ― встрял вальяжный от похвалы Казарян.

― Не скажи, не скажи. В первом варианте вор ― почти наверняка москвич, и москвич, хорошо нам известный. Мы его можем просчитать. Наводчика ― тоже. Просеем всех знакомцев Палагина через мелкое сито, и он у нас в решете останется. Второй же вариант ― полная неизвестность. Кто этот наниматель? Фанатик-коллекционер? Лауреат? Человек, желающий выгодно вложить капитал в непреходящие ценности? Иностранец, мечтающий сделать состояние?

― Ну уж прямо ― иностранец! ― возразил Ларионов. ― Они у нас тихие.

― А Кастаки?

― Кастаки не в счет.

― Все в счет, Сережа. Какой он наниматель, ― не будем загадывать. Но, во всяком случае, ловкий и хитрый. Будет ли такой нанимать московского домушника, чей почерк и связи, в принципе, нам, МУРу, известны? Не думаю. Скорее всего ― сделка с залетным гастролером, который, провернув операцию, растворяется в воздухе. И перед нами ― пустота. Исчезнувший неизвестно куда гастролер и наниматель, не имеющий никаких контактов с преступным миром.

― Да, картиночку ты нарисовал. ― Казаряновской вальяжности заметно поубавилось. ― Двенадцатый стул, исчезнувший в недрах Казанского вокзала. Только Остапу Бендеру было веселей: одиннадцать ― за, один ― против. А у нас ― два стула, пятьдесят на пятьдесят.

― Срочно разрабатываем первый вариант, ― решил Смирнов. ― За Сережей ― картотека по домушникам, за Романом ― окружение Палагина.

― А за тобой? ― не утерпел Роман.

― За мной ― общее руководство. Помогать тому, кому делать нечего. Кстати, Роман, наш клиент с Красноармейской где содержится? В Матросской тишине?

― У нас пока. Потрясти этого Угланова имеет смысл, это идея, Саня! Ему скучно, на допросы не водят, и без допросов доказано, что грабанул нашего знаменитого мастера слова он, и только он; думать о том, сколько дадут, надоело. Так что для него беседа с симпатичным оперативником на отвлеченные темы ― необходимая и желанная развлекуха.

― Кто у нас симпатичный оперативник? ― Смирнов оглядел своих бойцов.