Один барельеф показывает нам яванский рынок. На нем изображена сценка, где женщин-торговок заметно больше, чем купцов-мужчин; справедливость такой картины подтверждается письменными источниками того времени. Яванские рынки проводились через регулярные промежутки времени, обычно каждые пять дней, и правитель поручал специальным чиновникам следить за торговцами, прибывавшими на рынок (крестьянами, ткачами и кузнецами, которые сами выращивали или изготавливали свои товары), а также за теми, кто богател на продаже чужих изделий. При этом правитель предоставлял право собирать налоги с торговцев соответствующим «гильдиям», а те передавали этот доход в храмы.

На вершине памятника посетителей встречают семьдесят две статуи бодхисатв. Считается, что бодхисатва – тот, кто достиг просветления, но решил остаться в этом мире, дабы помогать единоверцам; буддисты часто молятся этим полубожествам и взывают к ним о помощи. Каждая статуя находится внутри каменного колокола с отверстиями, в которые можно заглянуть. Выше этих статуй бодхисатв прежде устремлялась к небесам башня, где, по всей видимости, хранилась какая-то реликвия Будды – быть может, косточка или маленький осколок стекла, напоминающий формой какую-либо часть тела. Глиняные таблички на множестве языков, найденные в Боробудуре, свидетельствуют о том, что комплекс был региональным центром паломничества.

В период строительства Боробудура, то есть около 800 года, купцы, профессионально занятые в своем ремесле, уже были вовлечены в региональную торговлю на большие расстояния; они импортировали железные сосуды и шелковую нить из Китая. Сама Ява производила намного больше риса, чем могло потребить ее население, и это позволяло обменивать излишки на гвоздику, сандал и мускатный орех с соседних островов. Хотя сафлор и черный перец родом вообще-то из Южной Индии, яванцы научились выращивать обе культуры. В дальнейшем Ява сделалась основным поставщиком черного перца в Китай, а совместно с Бали снабжала китайских ткачей чрезвычайно популярным сафлоровым красителем, при добавлении которого ткань меняла цвет на насыщенный алый. Яванские и балийские купцы успешно конкурировали за долю рынка в сельскохозяйственном секторе и теснили своих индийских соперников.

Торговцы из Юго-Восточной Азии добивались того же самого результата в производственном секторе. Подобно исламским гончарам, которые копировали китайский керамический экспорт, яванские мастера отказались от прежней практики работы с лопатками и подпорками; все чаще использовался гончарный круг. Копируя в точности изысканные формы китайской посуды, эти мастера при всем старании тоже не сумели добиться яркого блеска глазури, характерного для китайской керамики (привычный удел копиистов – сразу вспоминаются китайские ремесленники с их ошибками в арабских надписях).

Из скудных источников мы узнаем, что работорговцы совершали набеги на прибрежные селения, а затем переправляли пленников на соседние острова. Местный свод законов содержал условия, по которым допускалась долговая кабала у ростовщиков; также объяснялось, как впоследствии выкупить свою свободу. Но сведениями о работорговле на большие расстояния применительно к Яве мы не располагаем.

В тридцати милях (50 км) от Боробудура находится комплекс Прамбанан, где рельефы содержат множество сцен из великого индийского эпоса «Рамаяна», повествующего о жизни героя Рамы, которому поклонялись как индуистскому божеству. Построенный за пятьдесят лет до Боробудура, комплекс Прамбанан явно был индуистским святилищем. Местные правители, должно быть, не считали религии конфликтующими, а потому поддерживали как буддизм, так и индуизм, не исключено, что одновременно. Правители Явы финансировали строительство этих памятников, облагая налогами как сельское хозяйство (рисовые поля), так и торговлю, и, возможно, им отчасти помогали родичи по браку – династия Шривиджая.

Паломники в Боробудур стекались на острова в Малаккском проливе. Там они наверняка встречали мореходов из исламского мира, чьи корабли стояли на якоре в ожидании смены направления муссонов, когда наконец станет возможным отплыть в Китай. Никаких следов древних кораблекрушений в тех водах пока не обнаружено, и придется обратиться к иным источникам информации, чтобы выяснить, какие товары пользовались спросом у китайцев. Мусульманские купцы торговали ладаном и миррой, ароматическими смолами, которые добывали, делая надрезы на коре дерева и позволяя древесному соку затвердеть. Небольшой толики ладана или мирры было достаточно, чтобы наполнить ароматом даже просторное помещение.

Мусульманские купцы на своих доу доставляли благовония прямиком с Аравийского полуострова в Китай. Поначалу те, кто плыл из Персидского залива в Китай, предпочитали огибать Юго-Восточную Азию – во всяком случае, не везли и не забирали груз в больших количествах. Если судить с точки зрения современного торгового баланса, конечные потребители арабских товаров проживали не в Юго-Восточной Азии, а на Среднем Востоке и в Китае.

Постепенно торговцы стали обращать внимание на Юго-Восточную Азию. Они принялись выменивать смолу сосен с севера Суматры на ладан, привезенный с Аравийского полуострова. Суматранская сосновая смола была не такой пахучей, как ладан, но стоила намного дешевле.

Точно так же купцы, первоначально покупавшие ближневосточную мирру, стали предпочитать более дешевый суматранский бензоиновый стиракс, твердую камедь дерева Styrax officinalis, которое произрастало на северо-западном побережье Суматры. Подобно мирре, стиракс испускал приятный и насыщенный аромат при сжигании. Такая перемена предпочтений в структуре поставок (от Ближнего Востока к Юго-Восточной Азии) показывает, что субституция уже успела стать привычным явлением: посредники едва ли не с зари времен пытались найти предложения подешевле – и продать подороже.

Камфара – еще один товар высокого спроса в Китае, ведь в кристаллизованной форме это вещество отпугивало насекомых и являлось сильным противоотечным средством. Из него даже делали раствор для бальзамирования. Камфара и стиракс добывались на Суматре в одних и тех же местах, поэтому одни и те же работники могли добывать то и другое, а одни и те же корабли доставляли эти товары китайским потребителям.

На первый взгляд эта запоздалая смена схемы поставок (на товары из Юго-Восточной Азии) выглядит бессмысленной: зачем долго торговать продукцией далекой Аравии, а спустя столетия опираться на почти «домашние» источники? Намного разумнее было бы поступать наоборот. Ответ на этот вопрос звучит вполне современно: изначально в Юго-Восточной Азии не имелось ни должной инфраструктуры, ни специализированных поставщиков, необходимых для международной торговли.

Торговцам требовался тот, кто сумеет организовать сбор, обработку и доставку ресурсов на побережье, куда приходят и откуда отправляются корабли. Мало-помалу многие люди и группы научились трудиться совместно, собирая смолу и камедь. Обычно одна группа промышляла в лесах, другая доставляла добытое в порт на малых лодках, а третья, обитавшая на берегу, загружала товары на купеческие суда.

Увеличение спроса со стороны Китая оказывало непосредственное влияние местных жителей, добывавших ароматическую древесину и ее продукты, а также на тех, кто переправлял товары в порты. Прежде чем купцы начали уделять внимание Юго-Восточной Азии, многие представители коренного населения были охотниками и собирателями, которых дары леса интересовали только для собственного потребления. Но со временем они глубоко увязли в затейливой квазииндустриальной паутине агропромышленного производства. Трудиться приходилось днями напролет, добывая и отправляя товары китайским покупателям, которых эти люди, что называется, и в глаза не видели. Да, все это было до появления пароходов и открытия электричества, но глобализация уже тогда изменяла жизнь аборигенов, никогда не покидавших своих домов.